Время...

Время…

Приехал трактор «Беларусь» с прицепом.
Он заехал прямо во двор и встал перед входом в палатку, справа от нашей сцены, метрах в десяти.
Уже совсем рассвело. Мы из последних сил, стараясь не засыпать, играли сырбу.

Перед сценой танцевало несколько пар самых крепких из оставшихся гостей и родственников, приглашенных помогать на свадьбе.
Несколько дней и ночей шел дождь, который перестал лить только к утру.
Сухие старики и старушки, лет около пятидесяти – семидесяти, крепко обняв друг друга, парами, яростно и сосредоточенно месили дворовую грязь, превратившуюся в черный пластилин.

Они легко кружились в быстром ритме танца, отточенные движения ног и рук стремительно несли их в утренней свежести воздуха, как белые бумажные кораблики из вырванных тетрадных листьев несёт весенний ручей ярким солнечным днём.

Они смотрели прямо перед собой, невидящими, широко раскрытыми глазами, застывшими взглядами жадно разглядывая свою молодость, гордо вскинув головы.

Утреннее солнце, пробиваясь сквозь тучи и листья деревьев, золотыми зайчиками освещало их загорелые морщинистые красивые здоровые лица простых царан (крестьян).

Немолодой тракторист быстро и легко выпрыгнул из трактора, не заглушая двигатель, и стремительно вошёл в глубину палатки, подсев за стол к оставшимся гостям.

Нам пришлось быстрее играть ритм сырбы, перемешав его с громким тарахтением трактора.
Трака-трака-трака-трака.
Трака-трака-трака-трака.

Теперь оглушительное тарахтение не мешало, а обогатило музыку сырбы быстрыми и четкими, звонкими, металлическими, яркими звуками горячего двигателя, придав новый прилив сил и сумасшедший драйв яростным движениям танцоров.

Они просто прибавили темп.

Да старики, время от времени, стали выкрикивать на молдавском:
Дэй карбунь! Круща мэти! ( Давай угля! Мать твою!)
Это к нам. К музыкантам. Мы дали.

Стало интересней. Из глубины палатки, отрываясь от столов, стали медленно подтягиваться свежие силы.
Они молча стояли и смотрели. Одна, другая пара, долго не раздумывая, тоже бросились в стремительное течение танца.

К старой табуретке, стоящей на сцене, покрашенной коричневой краской, сбитой из свежего соснового горбыля, подошёл дежурный мозоль.

Мозолями мы называли страстных и надоедливых
любителей и знатоков музыки, а может и бывших несостоявшихся музыкантов,которые на протяжении всей халтуры мучили нас вопросами и советами:

-А вот эту песню знаете?
-Сейчас надо играть бэтуту!
-Нет, сейчас жок надо!

И так на протяжении всей свадьбы.

Если не удавалось избавиться от них быстро, мы называли халтуру «кровавой».

Эти вопросы решали братья Курусы.

Ку рус – с русским,на молдавском.

Димка - тенор саксофон,
Ванька - труба,
Борька - тромбон.

Они, время от времени, бывали, свободны, переводя дух, ожидая очереди для своего соло.

Димка радостно и хитро улыбаясь, цинично потирая руки, обвёл нас сверкающим взглядом демона, с большим удовольствием ожидая начала своей хищной расправы над очередным подпившим мозолём.

-Доброе утро! – улыбаясь,
встретил мозоля Димка,
- Так как тебя зовут, чувак?
– Как будто ни разу не спрашивал его всю ночь,
весь вечер, и весь день – всё время, что мы играли здесь.

Он, фактически, каждые 10-15 минут подходил к сцене и просил сыграть ту или иную песню, надоедая нам, мешая размеренному традиционному ходу свадьбы.
А так как на этой свадьбе их было, человек пять, мы просто вымотались, общаясь с ними – пьяными мозолями, вместо того, чтобы внимательно следить за ходом свадьбы.

Соблюдение традиций – компетенция музыкантов.
И задачей братьев было – развеселить нас, общением с мозолями, и самое главное, уменьшить их количество.

Для этого существовало лекарство: соль и самогон.

-Василаке. А вы «сырбу де ла Костулень» знаете?
-А ты напеть можешь? У нас слов нет. Мы только сыграть можем.

-Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля.
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля.

Димка повторяет фразу на саксе. – Эта?
-Точно! – радуется мозоль.
-Ну, вот сейчас закончим эту сырбу и для тебя, чувак, сыграем.
Объявлять надо?
-Для Царигана Юрия из Дануцен. (Старое казацкое село на берегу Прута, на месте стоявшего полка казаков с Дона и Донца.)
-Три рубля.
-Нет вопросов.- достаёт деньги и кладёт их на клавишу.
-Тогда надо выпить за хорошее знакомство.-
Димка берёт левой рукой бутылку самогона, наливает в рюмку, крупно посыпает солью и левой рукой подаёт Василаке.

- Да я… - мнётся мозоль.
-Ты меня уважаешь? – спрашивает Димка.- Со мной не хочешь? Давай!
Чокаются.
Пьют.

Взгляд мозоля на наших глазах становится взглядом младенца, не отягчённого грузом мысли.

Немного постояв, он делает несколько шагов по чёрной грязи и плашмя падает мордой в грязь.

-Ещё один.-
продолжает свой счет Димка.
-Пятый.
– Уточняет Ванька.
- Следующий – мой.
-Посмотрим.

Мы заканчиваем играть сырбу. Трактор продолжает тарахтеть:

Трака-трака-трака-трака.Трака-трака-трака-трака.

-Ну что, будем играть для Царигана?
-Да попозже чуть-чуть. Давай передохнём. Люди то всё равно танцуют.

Три пары яростно отбивая ногами, такт, продолжали неистово плясать под громкие, звонкие, ритмичные звуки тарахтящего трактора.

-Нам трактор строить и жить помогает!
-Он нас как доба( – барабан на молдавском языке.) зовёт и ведёт!
-А кто с утра лихо пляшет под трактор,-Тот никогда и нигде не пропадёт.
Все попадали со смеху. Это снимало усталость.
16 часов игры с короткими перерывами на еду – тяжелая работа для музыкантов на молдавской свадьбе поздней осенью, с обязательными мозолями и прочими неудобствами: холод, ветер, дождь и грязь.

Танцоры, постепенно приходя в себя, по очереди покидали место танца.
Осталась одна пара – старичок и старушка.
Но почувствовав наши ироничные взгляды и улыбки, тоже остановились, посмотрели друг другу в глаза, улыбнулись и обнявшись пошли к столам.

Где они были эти 10-20 минут, с яростной отрешённостью, танцуя сырбу?
Ведь любой танец это приглашение к любви. И для лебедя, и для лани, и для людей.
Сколько часов они прожили, танцуя несколько минут?

Появился местный бомжеватый пьяница, Григоре - бывший музыкант, валторнист, солист государственного симфонического оркестра, с абсолютным слухом и музыкальной памятью, который сразу писал ноты для всех инструментов оркестра на 30-40 листах по памяти.

Писал свою музыку, оперу. Дал кому-то ноты на рецензию, и с концами. Пропали…

Потом выплыли, под другим именем. Рецензента…

Ещё говорят, он сделал маленькую дудочку, ходил по селу и играл, его поили и кормили.

Кто-то приехал из Кишинёва, долго упрашивал его продать её ему, наконец, уломал, купил и уехал.

Григоре купил на эти деньги дом в Скулянах.
Потом сделал себе новую дудочку.

-Привет, ребята!
– Пьяно и хитро улыбаясь, наклонив голову набок, оглядывая нас с ног до головы, произнёс он.

-Привет, Гриша!
– Вразнобой ответили мы, пожимая ему руку.
- Как дела?
-Время своё раздаю…
-?...
-Всё остальное я уже раздал.- тихо просипел Гриша.
- Сначала я сдавал бутылки, потом книги в «Букинист», потом вещи в комиссионку, потом сел на мель. Приплыл. Сейчас вот сделал дудочку, хожу, играю.
Люди слушают, плачут. Говорят, за несколько минут целые дни проживают. Денег иногда дают…

-Я… наказан,- прошептал пьяница.
- Не помню времени, которое раздал…
-У меня осталось только счастливое детство в интернате.
Друзья там у меня были весёлые, воспитательница добрая, как мама.

Музыкальное училище Столярского в Одессе.
-Последнее, что помню, как с девочкой танцевал на выпускном…

-А дальше – дыры, чёрные, страшные, загляну туда, а там ветер свистит, холод космический…
- Я, кажется, проиграл всё.
Встаю утром, ничего не помню, смотрю в зеркало: откуда эта уродина взялась?
Целый день хожу по селу, в лес схожу, в поле, в сад, на речку, с людьми разговариваю, запоминаю всё, вечером играю это людям, а утром опять… Ничего не помню…

Он заплакал и поплёлся куда-то прочь, наигрывая что-то пронзительно грустное…

Щемило сердце.

Солнечный луч, на секунду вырвавшись из-за туч, осветил его седую голову.

Из-за стола, медленно переставляя ноги в резиновых сапогах, утопая по икры в густой, чёрной, пластилиновой грязи, двигался к нашей сцене очень пьяный мужик.
Мы все вместе дружно посмотрели на табуретку.
На ней стояли открытая бутылка самогона, солонка, тарелка с хлебом
и три пустых стакана. 9.08.03.-10.08.03. Sir.