"Часы"

Лёд, слегка присыпанный грязным песком, только с виду казался устойчивым. Побалансировав пару минут, Геннадий Михайлович всё-таки рухнул всем своим длинным тщедушным телом на жёсткую поверхность. На секунду потерял сознание, очнулся в больнице.
Оказалось – упал неудачно – сломал правую руку и получил лёгкое сотрясение.
Вернувшись из больницы, Геннадий Михайлович с трудом стянул с себя ботинки. А вот с пальто на пуговицах возникли трудности.
- Рита! – громко крикнул в квартиру. – Рита! – повторил он, уже тише, понял, что дочь не дозовётся, еле-еле пристроил пальто на вешалке и прошёл в гостиную. Рита сидела у окна, вся погружённая в свои мысли.
Его дочь, Рита, была барышней очень инфантильной, равнодушной ко всему. Иногда так зачитается своими книжками – любовными романами, коих покупала в огромно количестве, что кричи не кричи не дозовёшься, только когда по плечу постучишь и очухается. Глаза свои огромные (коровьи, как называл их Геннадий Михайлович в пылу гнева) поднимает и хлопает, а сама мыслями всё там, в книжках своих.
Тут же заметил, что часы на полке встали. Эти часы были главной заботой и слабостью Геннадия Михайловича – редкие старинные, слегка аляповатые, имели особенность в своём редком , немного капризном старинном механизме неожиданно вставать. Геннадий Михайлович был человеком педантичным, любил порядок во всём, и домочадцев своих пытался к этому приучить, но бесполезно. Дочке Рите было совершенно всё равно, что вокруг творится, главное, чтобы книжка под боком, а жена, Алевтина Петровна, больше заботилась о порядке в целом и разнообразии питания в частности.
Но вот следить за часами, он их всё-таки приучил: «Ручная работа! Любой коллекционер с руками оторвёт !Как вы не поймёте- тонкий механизм! – кричал Геннадий Михайлович» и они старались внимательно наблюдать за красивыми узорными стрелками на молочно-белом фоне.
Часы стояли, и, видимо – Геннадий Михайлович сверил по наручным - давно. Раздражённый, Геннадий Михайлович, схватил их неудачно левой рукой, дабы перевести, они выскользнули, и плюхнулись тяжёлым боком обратно на полку. Дочка испуганно вздрогнула, обернулась, посмотрела, вздохнула, поднялась и вернула часы на прежнее место.
- Заведи их – видишь стоят! Ничего за книжками своими не замечаешь! – Геннадий Михайлович раздражённо вышел из комнаты на кухню, бормоча под нос ругательства.
Посидел немного - загипсованная рука ныла, голова слегка кружилась.
«Чаю попить что ли» - подумалось Геннадию Михайловичу, схватил, по забывчивости, правой рукой чашку – уронил, она разбилась на мелкие кусочки.
- Да что уж это! – уже вслух выругался он. Голова стала кружиться сильнее, он сел, ослабив ворот рубашки. Когда стало легче, решительно поднялся со стула:
- Рита! Я пойду прогуляюсь немного, пока мать не придёт, на лавочке посижу, душно мне что-то, - не надеясь на ответ, Геннадий Михайлович с помощью одной руки оделся кое-как и вышел из квартиры.
***
Уже вечером за поздним чаем Рита рассказывала матери:
- Сижу, мама, в гостиной, задумалась что-то и вдруг бах! Я обернулась – часы папины на боку валяются, я аж вздрогнула. Подошла на место их поставила, смотрю встали, я их завела по привычке, как папа всегда делал. Потом слышу - на кухне чашка упала, потом вроде холодом повеяло и пальто папино свалилось с вешалки, я даже выходить побоялась, так и просидела пока ты не пришла. И знаешь, будто шаги какие-то слышу, или сама надумала, так страшно было.
Алевтина Петровна расплакалась,:
- Так это ж Геночка наверное приходил, попрощаться, сорок дней ведь ещё не прошло.
- Да, это наверное папа приходил попрощаться, - грустно улыбнулась Рита, глядя стоящее на комоде строгое фото Геннадия Михайловича в чёрной рамке.