Бабье Лето

Октябрь 2001-го, трагическая гибель Ту-154 над Чёрным морем. Папа сотрудничает с крымским производителем системы наведения как раз ракеты-убийцы, и его то слёзно просят, то сурово требуют приехать. Я долго и упорно смотрю на папу глазами забытого хозяевами щенка. Потому, чтобы моя печаль, всплывая несчастными взорами на ветровом стекле, не мешала ему вести машину, он звонит классной руководительнице, и под изнуряющими то барабанной дробью, то увесистой картечью разверзшимися хлябями небесными мы спешим из Москвы в один из моих родных любимых городов.

Дела на заводе были архисрочными, но недолгими. За три дня папа всё закончил, а я успела повидать повзрослевших до неузнаваемости подружек и поплавать в приятно прохладном море. Что до города, то он умирал. Возможно, на мои тинейджерские воспоминания наслоились взрослые воспоминания из будущего, а сама я тогда особого внимания на бытовуху не обращала, но и сейчас перед глазами неопрятные обшарпанные здания, разбитые дороги, перелицованные "Жигули", грязная вода из кранов и тотальное отсутствие воды горячей, как и отопления вообще. Однако всё ещё ласковая зелень деревьев, глубокое голубое небо, золотое солнышко, бессовестно просвечивающее платьица на радость любознательным мальчишкам, и неведомая в Москве и почти забытая на вкус рыба отгоняли грустные мысли. До той поры, пока мы не приехали в Керчь, где на Митридате у Вечного огня лежал наш близкий родственник, освободивший Крым и здесь погибший. Вечный огонь давным-давно потух, а денег на газ, как всегда, не было...

После депрессивного востока Ялта привиделась райским уголком. Ещё дней десять мы путешествовали в разные стороны из шикарного двухкомнатного номера за 20 долларов в день с автостоянкой, двумя огромными балконами размером с комнату и морем почти под ними. Но пора и домой.

Возвращался ли кто из позднеоктябрьского, ещё летнего, по московским понятиям, Крыма в столицу? Опустевший остров, в котором в каждом ресторанчике бармены, официанты, музыканты любят тебя последней любовью и, тщетно пытаясь сдержать слёзы, устраивают восхитительные прощальные ужины при свечах. Впереди у них долгая зимняя спячка в обнимку с кубышкой испаряющихся гривен, а ты тем временем, преисполненная благодарности, катишь по красивым дорогам, восхищаешься красками природы та й думку гадаешь, почему папа ехидно удивляется, что нигде на этой сказочной территории не построен памятник главному российскому пьянице?

Славно везёт с украинской погодой, в палитре с каждым километром всё больше золота с багрянцем. Вот и граница.

Россия встречает увядающей природой, готовыми надолго разрыдаться мрачными тучами, вид которых несколько скрашивает гладкое белгородское шоссе. И, наконец, долгожданный дождик... дождик... дождик... и... что там впереди?.. граница Курской области. Воспетые историками великая Дуга и танковое сражение под Прохоровкой проступили на десятках километров важнейшей федеральной трассы. Или тогдашнему губернатору генералу Руцкому эти воронки грели душу напоминанием о его планах бомбардировки Кремля в период противостояния парламента и президента? Папа ползёт по обочине, которая более приспособлена для движения, чем разбитое фугасами шоссе, размышляя вслух о коммунистах, демократах и бронежилете, в котором в компании с другими идиотами (прости, папа) защищал Белый дом...

И вдруг - завитые лучами весёлого тёплого солнышка кудряшки облаков, пышное разноцветье леса. Раздумья зайчиков, стоит ли надевать зимние шубки, может, в этот раз зима не придёт? Вон Патрикеевна, вроде, так в огненно-рыжем всю зиму собирается провести (положила хитрюга научную теорию Дарвина на обе лопатки). Кажется, и листочки раздумали осыпаться, радуя взоры изумрудом и золотом под синим небом.

Только короток день, накатывает печаль, но надежда, что с утра всё вокруг снова засверкает радужными искрами, остаётся. Может, ещё вернётся бабье лето?