литератор Толстой Лев Николаевич

Попытка подражания Хармсу

. . . .

Решил как то Лев Николаевич Толстой патриотический роман написать. Не откладывая дела в долгий ящик, взял, да и начал. Решил роман назвать Война и мир, мол, мир это наше русское и это хорошо, а война нам вовсе не нужна. И начал с описания дивной российской природы, мужиков тружеников, да дворян мудрых, да рачительных. И так хорошо ему так писалось, что не заметил, как по дворянской привычке на французский язык перешел А когда опомнился, значительная часть романа была уже написана. "Эх, как неудобно то получилось - подумал Лев Николаевич - Я ж все таки русский классик, а тут французский". Но сил да бумаги, не говоря уж о чернилах, было потрачено изрядно и жалко вымарывать написанное. "Ничего - еще раз подумал Толстой - О чем в этой части написано мужику знать не обязательно , а дворяне поймут". Утешившись таким образом, он стал опять писать по русски и написал очень патриотическую часть, именно такую, какая нужна для воспитания русского мужика и подрастающего поколения. Правда, когда стал описывать Буонапарте, перешел снова на французский, Наполеоном он втайне восхищался, а мужику сиволапому об этом знать на надо. Зато Кутузова описал по русски, в превосходном качестве. Потом решил, что надо что-то сказать про народную войну против французов, и вспомнил про дубину. И очень ему этот образ понравился, правда разбойнички как-то больше промышляли кистенем, но кистень для образа народной войны как-то не подходил. Во так и получился у него роман- два в одном - патриотический и пасторальный по русски для простого народа и фрондерско-наполеоновский по французски для дворян и просвещенной публики.

А вы говорите - двойные стандарты.

. . . .

А еще Лев Николаевич Толстой очень любил пахать. Но не умел. Каждое утро, после того как Толстой изопьет утреннюю чашечку кофию со сдобной булочкой, к нему являлись мужики: "Господин граф, пахать подано". И Толстой шел к ближайшему, специально подготовленному полю, босиком, как он говорил - для здоровья. Мужики предлагали ему хотя бы лапти надеть, но он отвечал, что он не лапотник какой. Пахал граф по науке. То есть, лошадь вели под уздцы два мужика, уговаривая ее не капризничать, потому, что, по воззрениям графа, лошадь нельзя унижать кнутом, еще два мужика убирали случайные камешки с дороги плуга, и еще два мужика с лопатами исправляли огрехи оставляемые графским плугом. Вспахав три-четыре полосы Толстой удалялся к себе в имение, при этом мужики убирали с его дороги коровьи лепешки. "Вот так, лапотники, учитесь как надо" - говорил граф и занимался литературой.