Разноцветный мир

Сообщество "Время жить"

Гайдпаркер: Ирина Кинах

Лет пятнадцать назад была у меня двоюродная тетка, царствие ей небесное.
И на беду родным дядей приходился ей поэт Л.

И вот на этой почве годам к пятидесяти у тетки слегка поехала крыша.
Климакс произвел в ее голове какие-то сложные биохимические метаморфозы,
и в результате она всем своим слабым разумом повисла на русской национальной идее.
Сам Л. тонкой красной нитью изящно вписался в узор этой идеи,
потому как был сыном русопятого сапожника и пламенным патриотом.
Да и вообще – кто же не знал старика Л. во времена тотальной пионерии.

В принципе, тихое теткино помешательство не сильно нас беспокоило.
Тогда много таких "теток" в священном раже скакало по улицам в составе всяких стихийных митингов
и демонстраций, и самое страшное, что они могли сделать –
это отдубасить кого-нибудь мимо проходящего транспарантом

И все бы ничего, но тетке вдруг помстилось, что именно я недостаточно охвачена
в смысле патриотического воспитания.
Она зачастила в наш дом, часами сидела на кухне и витийствовала на тему национальной идеи.
Вообще-то я могу понять теткин выбор. Во-первых, я тогда еще была молодежь,
а значит непрерывно, как с конвейера, подавала надежды,
а во-вторых, была воспитана в духе принудительной вежливости,
то есть какую бы чушь не нес старший товарищ – терпела и слушала.

Вот у тебя, - она хватала меня за рукав, - осталась хоть капля этнической ответственности?

- А как же, - я осторожно высвобождалась из цепких рук, помня,
что психопатам в пограничном состоянии лучше не возражать,
- До фига еще осталось. А тебе зачем?

- А затем, - тетка торжественно подняла палец, - чтобы ты не забывала.
У тебя кровь чистая, русская. Семь поколений предков в обе стороны – одни казаки!
Это же эталон нравственности, деточка, лучшего генотипа и придумать нельзя.
Ты, когда замуж соберешься, жениха-то к нам приведи.
Мы его проверим. И если подходит, то тогда...

Я пристально посмотрела ей в глаза. Они были прозрачны.
Тетка честно верила в то, что говорила.
Видимо, сработала защита и она – забыла.
Забыла напрочь, какой во мне течет веселенький коктейль – тут тебе и турецкие крови,
и цыганские, и грузинские, и какой-то кавказский привкус неясного происхождения.
Те самые мои казацкие предки, нравственная чистота которых так умиляла тетку,
явно имели склонность к экзотическим иностранкам.

Но тетушке моей было уютно только внутри собственного бреда, который она ревниво охраняла
от вторжения какой бы то ни было реальности.

А реальность выглядела так - в то время, помимо тетки, была у меня куча разноперых приятелей,
с которыми я общалась много и самозабвенно исключительно по влечению сердца и ума....

Продолжая перебирать близких и далеких знакомцев, я поняла, что дело приобретает
совсем уж паршивый оборот.
Среди них не оказалось не только ни одного русского, но и ни одного по-настоящему нормального.
Эта самая норма у каждого была настолько своя, что у меня иногда голова шла кругом.
<...>
Так что терпение мое лопнуло, и теткина коса нашла на камень.
Я закусила удила и продемонстрировала ей все свое гнилое космополитическое нутро.
Тетка удалилась с достоинством, не опустившись до скандала,
напоследок порекомендовав остолбеневшей маме следить за мной в оба,
а то я скоро принесу в подоле, все к тому идет.

Дней через пять после нашего драматического разрыва начались мои сезоны.
Так бывало каждый год, когда мои предки сваливали на дачу на все три летних месяца,
и я могла приглашать в дом кого хочу, насколько хочу и в каком угодно качестве.
На радостях я позвала сразу всех, чтобы и повидаться, и оттянуться.
"Всех" оказалось человек пятнадцать, но это меня не остановило.
Я расстелила в гостиной старый плед, разбросала по полу подушки,
быстренько сварганила на кухне раблезианскую яичницу из двадцати яиц, закрыла окна,
полила цветы, спрятала старые и потрепанные книжки от греха подальше,
вобщем, постаралась, чтобы всем было хорошо.
Казалось бы, вечер обещал быть томным. Но не с моим счастьем.

Тетка нарисовалась без предупреждения в разгар посиделок.
Приехала, надо полагать, мириться.
Кто-то открыл ей дверь, и отправил по задымленной квартире искать меня.
Тетка добралась до комнаты, зашла в нее и уже открыла было рот,
но сказать ничего не успела – закоченела от ужаса.
На нее уставились сразу десять пар глаз.
Десять живых лиц разной степени носатости, чернявости и очкастости,
те самые лица, по которым в нашем отечестве бьют, не взирая на паспорт.
И над всей этой курчавой порослью волооким баобабом возвышался черный Дэн, глядя на тетку,
как великомученик на крест.

В этот миг теткин идеальный мир, выстроенный с такой любовью и тщанием,
разлетелся на тысячу маленьких острых кусочков.
Уверена, это был самый честный обморок за всю ее долгую и непростую жизнь.
Через пять минут стихийного переполоха тетушка уже рыдала на кухне, давясь валокордином,
заботливо накапанным ей Граевским.
Сам Володька, наскоро введенный мной в курс дела, сидел перед ней на корточках,
придерживал стакан в ее трясущихся руках и приговаривал:

- Ну, не расстраивайтесь так, Анна Ильинична, пейте, пейте.
Давайте, глоточками – за Ро-о-одину за Ста-а-алина за великую Росси-и-ию
Тетка всхлипывала, гладила Володьку по голове и говорила осипшим от рыданий голосом: -

Господи, какой хороший мальчик... Как жалко, что еврей

Сашка Фридман в это время в прихожей, прыгая на одной ноге, натягивал ботинки,
чтобы идти заводить свою раздолбанную "копейку" и везти тетку в ее непрестижные....

С того памятного вечера любой националист для меня, сколь бы могуч, дремуч и свиреп он не был,
неуловимо отдает моей теткой, ее слабостью, пугливостью и упрямым нежеланием принимать мир
таким, как он есть, во всем его разноцветии и многообразии.
Суровый пафос и сопливая сентиментальность испокон веку приставлены нести шлейф за глупостью.
Без них она неминуемо запуталась бы в подоле всем на смех,
потому как от природы неуклюжа и нежизнеспособна.

Вот по улице бродит человек с безумными глазами и вдохновенно перекошенным лицом,
вскрикивая "Слава России! Мы победим!". Он кто? Правильно. Городской сумасшедший. Идиот.
А если его умыть, одеть и поставить на трибуну? Запихнуть в телевизор?
Вручить матюгальник и доверить колону на стихийном митинге? Тогда он – кто?

Правильно. Депутат. Патриот. Почувствовали разницу? Не почувствовали? Правильно. Ее нет.
Одна видимость.

комментарии
Татьяна Поспелова отвечает на комментарий Ирина Кинах
Спасибо, солнце!  :)
(Гайдпарк)

Автор фото Вероника Строганова (цикл "Гонки по Сози")