Чума

Чума

Мне говорят: «Пиши о светлом,
пиши о светлом», — мне говорят.
Но тот, кто считает себя поэтом,
знает, каков на вкус этот яд.

И, выбирая красное или синее,
вечное забвение или горькую истину,
невольно почувствуешь чёрной рабыней
себя, кровавое имя на коже выстигнув.

Не вижу ничего предосудительного
в светлых строках и чистых порывах,
но разве поможет успокоительное,
когда изнутри всё в гнойных нарывах?

Когда лицемерие нагло и дерзко
за солнцезащитными прячет свой облик,
чернильные тосты из пресного теста
вымешивая сухим обломком оглобли,

и подаёт, присыпав приправами
лжи эфемерной и липкого мёда.
Лица — зашторены балаклавами
и рваными масками без кислорода.

Не думайте — доктор чумной не дремлет,
он просто сменил профессию.
Тлеющей тенью слоняется гремлин —
как тут подавишь агрессию?

Как, скажи, не кричать во всё горло
граем осипшей вороны?
Воздух глотком оседает прогорклым,
возглас становится стоном.

Глядя на светлое, чистое небо,
боль прогрессирует остро;
неусмирима слепая потреба —
точку сменяет апостроф.