Поэма: Ночь в пустыне

Н о ч ь в п у с т ы н е

Часть 1

В его глазах темнее ночи,
Там заблудилась ни одна.
А сам из тех он, между прочим,
Любви не знал кто никогда.
Скитался долго он по миру
И узнавал все глубже, шире.
А ждал любовь уже давно,
Ведь это каждому дано,
Но не любил он все равно!
И много стран уже объездил:
Такие видел города,
Такие посетил места,
Но сердца ангела не встретил.

А может, просто не заметил,
Что было прямо перед носом?
И ни туда он вовсе метил,
Ни тем задался он вопросом?
Искал ведь все в одном флаконе:
И интеллект в блатном жаргоне;
Титана мощь и духа силу.
И нежность, красота – так мило.
Земля такую не родила!
Менял девчонок как перчатки:
Одна, другая – все не то.
На сердце пусто, но светло.
Осточертели эти прятки!

И Юлий точно знал, что знаком
Судьба их встречу обозначит.
Но а каким? – покрыто мраком.
Судьба пока все ловко прячет.

Часть 2

В душе его жила «холера»
В квадрате, в кубе, в десятине.
Внутри кипело сильно, смело,
Но был с собой в ладу и в мире.
В глазах огонь, в мозгу порыв.
Слова и действия «на взрыв».
Он излучает силу, мощь,
И в нем живут огонь и дождь!
И гармоничность, без конца,
Таят движения и жесты.
Они друг друга знают тесно.
Сомненья тень не для лица.

Взращен на Канте и Сократе
И Шопенгауэра ученик,
Он был умен вот с этой стати
И мудр, как Хайяма стих.
Он с детства много книг читал,
И папа знания давал.
Всегда он спортом занимался,
По форме молодцом держался,
Но тем не менее не зазнался.
Хорош собой был Юлиан
И множество сердец разбил,
Но никого не полюбил,
Хоть и объездил кучу стран.

В груди у Юлия бурлил
Бескрайний океан эмоций.
Он ярко видел все и жил
Сквозь призму интуиции.
Она его не подводила,
Из лабиринтов выводила.
На острие, со смертью в бое,
Спасала жизнь, с чертями споря,
И отгоняла боль и горе.
Сидела где-то в глубине:
Вела, настаивала, знала
И ни на шаг не предавала;
Писала письмами во сне.

Его глаза темнее ночи –
Большие, черные как дно.
Внутри горят две ярких свечи,
Там, где-то очень глубоко.
Ресницы длинные, густые
Как-будто сделаны смолой.
Такие черные, что зной
В пространство льется как живой.
И смуглой кожи красота
Так славно образ дополняет.
А пухлость губ так соблазняет,
Волнует женские сердца.

Часть 3

И жизнь ключом бьет в двадцать три,
И жизнерадостности вволю,
И оптимизма до краев,
Но есть следы от давней боли…

Когда исполнилось тринадцать,
И ветер перемен так выл,
Стонал свирепо, беспощадно,
Он жизнь так лихо изменил.
Перевернул все сверху вниз,
Порвалась пленка сладких грез.
Рассыпалась стена иллюзий,
Взамен оставив только слезы.
Текли они кислотными дождями,
Меняя сон, реальность, бред.
Меняя бред и ночь, и свет.
И размывали быль перед глазами.
Тот день глубоким отпечатком
На сердце Юлия остался навсегда.
Он думал, что отец играет в прятки,
И встретятся они наверняка.
Он так его любил и уважал.
Ходил за ним как хвост, повсюду ждал.
Одно лицо, похожи как две капли:
Походка, темперамент и повадки.
Отец погиб: разбился на машине.
От шока мальчик не поверил,
А осознав, чуть не сошел с ума.
Лицо безумия примерил,
Так и не смог снять никогда!

Он ощутил такую крайность,
Всех одиночеств одинокость.
Перед судьбой суровой слабость,
Всю ее силу и жестокость.
И много дней ни ел, ни спал;
Лишенный будто слов молчал.
Молчал он долго – месяца,
Бродил как тень он – без лица!
А время лечит раны метко.
И вот прошел десяток лет,
Увидел много разных бед,
Но унывал теперь он редко.

Все беды дух лишь закаляют,
В глубинах силы пробуждают.
И стержень внутренний, богатый,
Как лотос белый, расцветает!

И Юлий все свои проблемы
Решал с размаху – сразу в цель.
Вокруг да около дилеммы,
Ходить кругами не хотел.
И только сам лишь на себя
Он мог в решеньях полагаться.
И приходилось убеждаться,
Что это верный вариант.

Часть 4

Друзей, знакомых было много,
И парень вовсе не скучал,
И в суете в общеньи строго,
Все свое время пропадал.
А быть один совсем не мог,
И даже на кратчайший срок
Боялся он один остаться,
Наедине с собою оказаться.
С ним что-то странное творится,
Не объяснимое врачами.
И ничего не понимая,
Ему приходится смириться.
Ну а когда в неверный час,
И целый день он сам с собой,
Тогда под вечер, каждый раз,
Его бросает в бреда зной!
Сначала страх патологичный:
В глазах огонь, но безразличный.
И пот холодный проступает,
И в жар отчаянья кидает.
В глазах мутнеют очертанья:
Фигуры, контуры смешались
И безнадежными остались
Для помутненного сознанья.

А эти мысли, как безумцы,
Кричат, друг друга прерывая:
Все громче, тише, тише, громче,
В безумном танце пребывая.
Внутри дрожит, трясутся руки
И в отдалении все звуки.
Теперь все кажется чужим:
Не тем чем прежде, а иным.
Такие приступы случались,
От них скрывался он во снах
И в его розовых мечтах
Кошмары эти прекращались.

А Юлий верил, что когда
Свою он встретит половину,
Ее полюбит, и тогда
Недуг его тот час покинет.
Искал любовь он как спасенья.
Он верил, что придет прозренье!
Любовь залечит его раны,
И не оставит даже шрамов!

Часть 5

Рассвет. Ворвалось солнце в окна,
Пролилось в комнату на стены
И во все щели просочилось.
Открыл глаза – в сознанье двери…

Жара. Июль. Душе тепло.
С утра так радостно и ясно.
Он встал, выходит на балкон,
Там вид зеленый и прекрасный.

Дорога. Лес. Шумят деревья.
О чем-то шепчутся своем,
И наслаждаются все звери,
Ведь песни птицы обо всем.

А запах утренней природы
Его дурманит, наполняя
Какой-то сказочною силой,
Вливаясь в глубь души до края.
Он очарован этой мощью,
И каждый раз как-будто первый,
А пробирает аж до дрожи:
Природа – есть источник верный!

Он думал: «Чувствую, сегодня
Узнаю я о чем-то важном,
Каком-то новом повороте,
Ведь воздух кажется мне слаще!»

В своих глубоких размышленьях
Пошел варить на кухню кофе,
Но рухнули все представленья –
Кричит звонок на телефоне.

И Юлий знал – звонит Олег,
В такую рань мог только он,
Его он самый лучший друг,
И ему можно простить звон.

– Але, мой друг, ты не поверишь!
– Да что случилось у тебя?
Олег, ведь ты звонишь с утра!
– Я знаю, нужно торопиться!
И я не сплю, и мне не спится!
Моя подруга из агенства,
По туристическим поездкам,
Звонила мне и говорит,
Есть две горящие путевки.
Семь дней, монастыри, Тибет.
Я знаю, ты хотел давно,
Давай махнем! Тебе слабо?
– Ты что, Олег, конечно едем!
Я собираю чемоданы,
Почти готов, когда хоть вылет?
Нас ждут таинственные страны!

Часть 6

Посадка в утреннем Тибете,
Внутри у Юлия порхает.
Увидел он как Лхаса на рассвете
Ему всю душу открывает!
Вдыхает воздух он тибетский
И вспоминает слайд из детства,
Отец ему как говорит:
«Вот вырастешь – слетай в Тибет,
Там столько таинств и загадок,
И свой причал душа найдет,
Ответ из самых важных ждет,
Не станет больше в жизни пряток!»

От воздуха кружит сознанье,
Ведь здесь так мало кислорода.
Тибет – большое плоскогорье:
Три с лишним тысячи над морем.
И миллион квадратных километров
Земли китайской здесь лежит.
А кругом плоскогорья бело,
И снег на склонах вечно спит.

Горами острыми Тибет,
Как обреченный окружен.
Сквозь них не виден белый свет,
Всех поражают высотой.
Как пирамиды из Египта,
Как треугольники стоят.
Вершины белые контрастны,
На небо пристально глядят.

Величественны горы Гималаи.
Они молчат и думают веками.
И все о нас как «на ладони» знают,
Смеются и грустят над нами.

Олега с Юлием в гостиницу везут,
А они жадно смотрят во все окна,
Ведь что-то для себя в Тибете обретут,
И на душе им радостно и бодро.
Ну а на утро следующее в путь
Пустились в таинство экскурсий местных.
Им поскорей хотелось заглянуть
В тибетский быт и глубь монастырей чудесных.
Все интересно, промелькнуло махом.
Как много мыслей, впечатлений в голове
У странников осталось от Поталы,
Так интересно не было нигде!
Огромный монастырь, и на весь холм
Расположились его тысячею залы.
Монахи молятся и их не мало.
Одной семьей они живут – здесь дом.

Последний день – стал самым важный
Для Юлия, как оказалось после.
Сегодня воздух точно слаще.
Так сказочен сегодня воздух.

Путь положили они в Джокханг.
Он почитаемее всех
Буддистских храмов по Тибету,
И он известен всему свету.
Как день и ночь, так ночь и день,
Как нескончаемая тень,
И километры проходя,
Идут паломники сюда.
Но прежде, чем ступить вовнутрь,
Весь люд обряды исполняет.
Молясь, обходит храм вокруг,
Как зачарованный шагает.
Обряд названьем Баркор Кора.
Поют все мантры дружным хором,
И этот звук чарует душу
И мысли все светлей и выше.

– Олег, звучанье мантр небесно!
И не кривя душою, честно,
Стоит как комом в горле что-то,
И пробирает до костей
Стыдливо дрожь, от жизни сей.
Такой не мудрой, не святой,
Не праведной, а только грешной;
От смерти тела неизбежной
Из нас никто ведь не уйдет,
И всех одно и тоже ждет!
А в этой музыке из мантр
Они о вечности поют,
И всей душой своей нечистой
Я чувствую, что здесь приют!

Как заколдованные шли
Они с паломниками в ногу.
Дышали чувствами души.
Ушла вся суета, тревога.

Вот площадь, а вот двери храма,
Внутри дрожит все замирая.
И все заходят, так светло,
От энергетики тепло.
Какой-то сказочною силой,
Внутри у странников взорвало.
И осознанье бодро смыло.
По венам сила побежала.
Бродил с Олегом долго Юлий,
А Джокханг принял их радушно.
Навеял много мыслей, чувства
Пришли из самой глубины.

И вот они уже за дверью,
И залы храма позади.
Домой дорогу нужно мерить,
Но там какие-то огни.
– Ты видишь, Юлий, что-то светит,
Огни вон в той открытой двери.
На длинном храме сбоку вход
В какой-то маленький подвал.
Мне интересно, тебе нет?
Пойдем, посмотрим, что же там!

Они заходят. Малый зал.
Пустой совсем, здесь только свечи.
Темно, таинственно, он ждал
Как будто их всю вечность!
– О, восхитительнийший вид!
Здесь тысяча свечей, ни меньше!
Как получилось уместить?
И получилось уместить же!
Олег, смотри, здесь кто-то есть,
Ведь это молится монах!
Он оглянулся, машет нам,
И предлагает рядом сесть.

Они подходят осторожно,
И с двух сторон садятся на пол.
Он замолкает как нарочно,
Окидывая молча взглядом.
Монаха взор остановился
В глазах у Юлия тревожных,
И будто русскому учился
Всю жизнь свою, он говорит:
– В твоих бездонных зеркалах
Я вижу пустоту и страх.
А пустота твоя болит,
Об одиночестве кричит.
Ты поезжай в пустыни дали,
Ты только там найдешь себя,
И мира станет тебе мало,
Уйдет в пески твоя хандра!
Там одиночества бескрайность,
Рискни, взгляни ему в глаза,
И мира станет тебе мало,
Уйдет в пески твоя хандра!»

Часть 7

Посадки, взлеты, самолеты –
И путешественники дома,
В воспоминаньях о Тибете,
В мечтах увидеть его снова.
Но в голове у Юлия томится
О том монахе мысль, ей не забыться.
И нет на свете ничего,
Что удержало бы его!
От всех раздумий о пустыне.
Она его душой зовет,
И скоро будет новый взлет.
Он собирает чемоданы,
Летит за желтыми песками.

Египет принял его солнцем.
Амон-Ра палит как безумный.
Плюс пятьдесят – казалось парню,
Когда спускался с трапа Юлий.
Кругом пески – земля пуста.
Внутри так странно и тревожно,
Чудесно-сини небеса,
Над головой неосторожно.
Красив союз песков и неба:
Их завораживает яркость;
Их сумасшедшая контрастность
Внутри застынет долгим следом!
Несутся мимо тьма районов,
Каир – столица. Интересно.
Здесь два десятка миллионов
Людей живет, наверно, тесно.
В отель приехал Юлий поздно.
На улицах темно и грозно.
Пошел на ужин в ресторан:
Поел, попил, курил кальян.
Вернулся в номер. Вид на Нил.
Он успокаивает, мает,
Но будто волк его пугает –
Ночной свирепый ветер выл.

И парень спать ложится вскоре,
Ведь завтра утром ему в путь:
Далекий, чтоб с собой поспорить;
И сложный, чтобы повернуть.
Чтоб встать на верную дорогу,
Угодную судьбе и Богу.
Во сне летит он словно птица –
Растет душой и не боится.
Из головы его торчат
Орла три мудрых, но по шею.
И в их глазах блестит идея,
В себе которую таят.

Луч солнца рвется под ресницы
И гонит прочь все его сны.
Умчались в ночь все эти птицы,
«Но что-то значили они…».
Его одежды – белый хлопок:
Не жарко в нем, к тому же легок.
Футболку, брюки одевает;
Платок на голову мотает.
Он флягу малую берет
С водой египетской невкусной.
Собрался Юлий в путь так шустро.
«Пустыня ждет меня, вперед!»

Часть 8

Бескрайний город, но до края
Добраться нужно все равно.
Там город Гиза – Юлий знает,
А вот за ним нет ничего.
Каир и Гиза друг за другом,
А дальше лишь пустыня кругом.
Смешалось все – песок и солнце,
И пирамиды смотрят молча,
Веками грезят о теньке.
Почти к окраине добрался.
Он на автобусе домчался.
Пустыню видит вдалеке!

Дорога вверх ведет, на горку,
А там стоят и пирамиды,
И Юлий слышал о них много,
Они здесь самые большие.
Кругом арабы и туристы,
И будто очень мало места.
Арабы пристают зачем-то,
Но все усилия их тщетны.
Доходит Юлий до площадки
На этой горище песка.
О, вид! Кружится голова.
Здесь откровенные разгадки!

Божественна Хеопса пирамида!
Перед лицом его стоит,
Гигантский желтый треугольник
И ум и сердце ворожит.
На пирамиды взглянуть стоит,
Вот кто и как их смог построить?
А слева две еще такие,
Как предыдущая – большие.
За ними дальше ничего:
Пески, арабы и верблюды.
В тенек бегут от солнца люди,
Не пощадит Ра никого.

Он повернул, идет направо,
А там, с окраины горы,
Шикарнейшая панорама
Открылась взору – весь Каир!
Дома уходят в горизонт,
Не виден Нил сквозь зданий фон.
«Там в суете живут все люди,
Смеются, плачут, верят в чудо.
А позади – покой пустыни
За пирамидами начнется,
И неизбежно он коснется
Меня ладонями своими».

Прогнав все мысли, развернулся,
Спокойно Юлий пошагал.
Он уходил, чтобы вернуться,
Себе внутри пообещал.
Каир остался за спиной,
А впереди пустыни зной,
Его пугает и пленит,
И даль с песками как магнит.
Необъяснимо почему,
Да и зачем идет туда,
И как пройдет его хандра
Не рассказал монах ему.

И к желтой страстной и горячей
Стихии странник заглянул.
Как гость пустыни – он навязчив,
Но без боязни все ж рискнул.
Шагает медленно, но верно
И тяжек час похода первый,
Бесцеремонно, беспощадно
Лучами сыпет Ра не жадно!
И от полуденного пекла
Усталость тело наполняет,
Глоток воды почти спасает,
Ногами делает он петли.

За часом час, за шагом шаг.
Песок сквозь обувь обжигает.
«Бреду куда-то как дурак,
Бреду и времени не знаю».
Ни человека он не встретил,
Но, не забыв, дорогу метил.
Со всех сторон лишь пустота,
И сей земли лишь нагота.
Остановился, оглянулся...
Безумный страх сорвал покой:
«Да что с моею головой?
Я вижу лица, чьи-то лица!

Их нет, я знаю, здесь же пусто!
Кто эти люди, что им надо?
Их бесконечно много – густо!
Идут ко мне на встречу стадом.
Зачем так громко вы кричите?
Схожу с ума я, замолчите!
О, Господи, помилуй, что здесь?
Мираж, обман – что это есть?»
Он в панике, в бреду кружился,
Вникая, что со всех сторон.
Остановился. В ушах звон.
Взглянул на небо и свалился.

И без движений, вниз лицом,
Лежал он несколько часов.
То шок ли, слабость или сон.
Вдруг слышит Юлий чей-то зов:
«Будь сильным Юлий и очнись,
Ты от забвенья пробудись!»
Минута, две – пришел в сознанье.
Песок и ночь перед глазами.
На спину он перевернулся:
«О, Господи, какой восторг!
О, Боже мой, нет даже слов!
К тебе душою я вернулся!

А без звезды нет сантиметра,
Они закрыли небо ночи,
Сияют сказочнейшим светом,
И к ним хочу я очень, очень!
Красиво так, с ума сойти!
Пройти б по млечному пути.
И будто в космос я, открытый,
Лечу один дорогой скрытой».
И захлебнувшись красотой,
И бесконечности покоем,
Он разрыдался слезным морем,
И вспыхнул изнутри звездой!
– Скажи, пустыня, ты со мной?
Или один я, как дурак,
Лежу и говорю с собой?
Как существуешь ты одна?
Не одиноко ли тебе,
Как одиноко всегда мне?

Раскинув руки он лежал,
Ответа молча ожидал.
И вдруг нагрянул ветра вой,
Поднял пески слепой стеной,
Вскружилась вихрями пустыня,
И танец это веет силой!

Поднялся Юлий и стоит.
Песок и ветер тихо шепчут:
– Мне хорошо только тогда,
Когда с собой наедине,
Я суть со стержнем, я везде!
Сама с собой я не одна!

От этих слов его встряхнуло.
– Прощай пустыня, ясно мне –
Я целое от целого,
Внутри есть все и я везде!

Часть 9

Идти обратно было легче,
Путь освещали ему звезды.
На сердце стало безмятежно,
Светло, исчезли все вопросы.
Всю ночь без устали он шел.
Вот пирамиды, вот и холм.
И только Юлий вверх поднялся,
Рассвет намеком показался.
Амон-Ра всходит над Каиром,
В свои владенья резво мчится,
Над горизонтом золотится.
Он завладеет снова миром!

Опять все та же панорама,
Теперь над ней восходит солнце,
Оно горит как жизни пламя,
И Юлий вместе с ним проснулся.
От сна тревожного, пустого,
Без тормозов и без контроля.
А солнце выше поднималось,
В душе у путника рождалось
Теплом, гармонией, блаженством,
Любовью к миру и к себе.
И только на краю земли
Нашел внутри он совершенство!