"Россия слышишь этот зуд...."

В носу не стоит пальцем ковырять-
Аристократ мораль читает людям,
Их с братом чудно воспитала мать,
Брат, правда, оказался в Голливуде.

Как говорится -Родину предал,
Ведь это так в то время называлось,
Но сын остался чистым, как кристалл,
Подумаешь сбежал! Какая малость!

Да на поступок этот наплевать,
Грехи в семье случались и похуже,
В двадцатых православная их мать
В Америку с чужим сбежала мужем.

Для Михалковых всех, как тяжкий крест,
Единокровный брат Сергея Миша
Тот, что служил в дивизии СС,
Но выжил, хоть ему грозила "вышка"

И вот, наперекор своей судьбе,
Вначале немцам сочиняет песни,
В тюрьме же в контрразведку КаГэБэ,
Идёт служить, что очень интересно.

В семье кто с партией,а кто с крестом,
Никто не штурмовал из предков Зимний,
Но при советской власти и потом
Жил в шоколаде полуавтор гимна.

Их предок был в ответе за нужник,
Таскал горшок, само собой, за хавку,
У Грозного постельничим служил,
Не МихалкОв он звался, а МихАлков.

Не в ударении, конечно, суть,
А главное попасть в десятку точно,
О девочке, что не могла уснуть,
Черкнуть в Известиях десяток строчек,

Которые понравились вождю.
Такое может лишь во сне присниться.
И чтобы никогда не знать нужду,
На очень умной женщине жениться,

Пусть даже и совсем не молодой,
Зато из Суриковых - Кончаловских,
Что значило управиться с судьбой
По-шулерски, одним движеньем ловким.

И это словно в райский сад попасть,
Где солнце сутками ласкает кожу.
Для Кончаловских это мезальянс,
Наверное, для Суриковых тоже

Всегда хватало впрочем молодых,
А он был строен и хорош собою
И всем известно до волос седых
Ему сдавались крепости без боя.

Отцу не уступали сыновья,
Андрон при этом громко кукарекал,
Никита не болтал про тёток зря,
Порядочным желал слыть человеком.

Андрону без ку-ка-ре-ку сойти
И ныне трудно, думаю, с Высоцкой,
Его средь утомлённых не найти,
Хоть к братьям заходить изволит солнце.

- "России нужен был давно мужик"
Никита Ельцину, с проворством свахи,
Сказал, как будто пригласил в нужник,
Доверие внушив,тем самым махом.

А лишь за "мужиком" закрылась дверь,
Он с удивительным проворством хвата,
Критиковать стал тут же Ельцин центр,
Мол, не по Сеньке шапочка, ребята.

В давно мимо прошедшие года,
Учила мама их не обижаться,
Никита врёт, что выполнял всегда
Её завет, на самом деле дрался.

Ему плебеев не бывало жаль,
Однажды засветил совсем мальчишке,
Охранник крепко паренька держал,
А православный бил ногой по чушке.

Как зек из лагеря попал в окоп,
А из окопа в Кремль,худым умишкой
Придумать мог потомственный холоп,
Не по Москве шагающий мальчишка.

А у Никиты новая игра,
Он беса тешит у себя в хоромах,
С Собчак сцепился из-за фуагра,
А эта барышня отнюдь не промах.

Помещик жрать не будет фуагра,
Получше кое-что готовят слуги.
Поместье,хоть со слов его дыра,
Но строилось не для любимой суки.

И вот что людям осознать пора,
Что слуги там совсем не крепостные,
Есть барский дом, конюшня и гараж,
Само собой, домишки гостевые.

Он говорит, мол это не про нас
Стоять с открытым ртом, глазами хлопать.
МихАлковы не из народных масс,
Но кормит их не только дядя Стёпа.

Из репрессированных генерал,
'И свой среди чужих', да и не только!
Что до Николиной горы её он знал,
Когда никто не называл "Рублёвкой".

Бес о "Рублёвке" подсказал слова,
Мол стало нынче только жить там модно,
Тем самым, как известная вдова
Себя Никита высек принародно.

Ведь он, как православный монархист,
Считал, что за медаль любой обязан
Молчать, другое дело киноприз,
Его брать нужно, хоть от чёрта, сразу.

Никита выдал нам по мере сил,
Как два министра лихо Ксюшу сдали,
Когда он по вертушке им звонил
И разговор с ней передал в деталях.

Министр с девицею бывает смел,
А выпьет каплю и неосторожен,
Признаться в этом, как на цитадель
С дубьём шагать - такое невозможно.

Идёт по шпалам,яблоко жуёт,
В плаще до пят,в широкополой шляпе,
Уверенный - всё схавает народ,
Что режиссёр в ковбойском фильме схапал.

И в краже обвинять никто не стал,
Всё схавали и плебс не поперхнулся,
А плащ напялил старый генерал,
Хоть образ-то давно ковбойский сдулся.

И выглядел комично генерал,
Когда с дубьём повёл людей на крепость,
Спасибо яблоко при этом не жевал,
И без того смотрелось всё нелепо.