Возмездие.

- Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт... Этого не может быть!.. Почему? Ну почему именно она?
Я замотал салфеткой сочившуюся из кулака кровь. Осколки разбитой в гневе, во время завтрака, тарелки бисером рассыпались по всей кухне.
Минут пять назад по телевизору передали кадры, снятые на видеорегистратор со вчерашнего вечернего происшествия. Очередной «мажор», популярный среди «Дун-Дун - молодёжи» ди-джей, в изрядном подпитии, на скорости сбил на «зебре» женщину с ребёнком. Скрыться с места происшествия ему помешал обычный железобетонный столб. Не смотря на силу «встречи» со столбом, жизнь ему спасли подушки безопасности. А вот женщине и ребёнку…. Оба они находились в реанимации. У ребёнка - жизнь на волоске, в руках медиков и Господа Бога. У женщины множественные переломы, повреждён позвоночник…. И самое главное – я был влюблён в неё с третьего класса… Так получилось, что наши пути разошлись, но взаимные чувства, что мы испытывали тогда, и по сей день, порой, напрочь лишали ночного сна. Наше нелепое расставание было «атомной ошибкой» (с моей точки зрения). Пути наши не пересекались, хотя мы и жили в одном городе, но я старался быть в курсе основных событий её жизни. По крупицам я собирал информацию от общих друзей и знакомых. А тут … жуткое видео во весь экран… Гнев переполнял меня. И самое важное: суд избрал ему меру пресечения – содержание под стражей в ИВС, где работал я, и куда собирался идти на очередное суточное дежурство после завтрака.
На смену я заступил «на автопилоте»: каждое движение, команды, инструктаж – всё было отточено годами службы до идеала. Лишь, оказавшись у себя в кабинете, в своём, стареньком, но крепком и уютном кожаном кресле, я смог сосредоточиться на осмыслении всего происходящего более детально.

Его привезли из здания суда в «автозаке». Я смотрел на него через окно кабинета, и, честно, не знаю, какая неведомая мне супер сила удерживала меня в тот момент от желания бежать и превратить это, нагло смотрящее по сторонам, улыбающееся дерьмо, в месиво. Я готов был разорвать его на тысячи кусков и каждый…, каждый надёжно втоптать в землю до стадии мокрого пятна… «собачий выкидыш» …
Допив остывший чай и взяв себя в руки, я позвонил дежурному, дав распоряжение привести этого «новичка» на беседу, что входило в мои должностные обязанности.
Его появление в моём кабинете вновь вызвало внезапную вспышку гнева, которую опять, при помощи сверх силы, мне чудом удалось погасить и даже натянуто улыбнуться:
- Не скажу, что рад, но «восходящие звёзды» отечественного бомонда нас посещают редко, а по сему сразу попрошу ваш автограф, так сказать, пользуясь служебным положением… - выговаривая это с наигранной учтивостью, я подвёл его к столу, предложил присесть и положил перед ним чистый лист бумаги и авторучку. Время беседы, а точнее, инструктажа о правилах содержания, правах и обязанностях задержанных пролетело довольно быстро. Видеть эту холёную, но чуть растерянную рожу, я был уже не в силах. Собрав последнее самообладание, я, взяв его за локоть, по-заговорщицки тихо сказал ему:
- Да, как истинный почитатель вашего несомненного таланта, хочу по секрету проинформировать вас кое о чём: по воле случая, я узнал о вас из разговора двух, весьма влиятельных людей. Они очень не одобрили ваш опрометчивый поступок – кататься с ветерком, «под градусом». А состояние женщины и ребёнка вообще повергли их в такой гнев, что они уже вынесли вам свой приговор и даже послали к вам на встречу «торпеду», и не простую, а с творческим энтузиазмом, как и вы сами. Разумеется, я предупредил вас исключительно в целях вашей безопасности, чтобы вы были более осмотрительны, более осторожны в своих поступках. К сожалению, я не могу свою информацию приложить к рапорту, ибо она конфиденциальная и проверить её нет возможности, но считаю своим долгом поставить вас в известность.
С этими словами я открыл двери кабинета и отправил задержанного в камеру.
Через несколько дней я узнал, что после нескольких бессонных ночей у этого задержанного случился нервный срыв: он требовал от администрации ИВС отдельной камеры с усиленной охраной, умолял изменить меру пресечения на домашний арест, утверждал, что его хотят отравить, подсыпав яд в пищу…
И наконец, при конвоировании его на психиатрическое обследование он пытался бежать, выпрыгнув в окно второго этажа. С переломом позвоночника в данный момент находится в реанимации.
… Я рвал на мелкие кусочки ненавистный мне лист с «автографом». После долгого и молчаливого сидения на скамейке на набережной, шаркая по сухим осенним листьям аллеи, я направился в ближайший храм. У меня было за что просить прощения у Господа. У меня было «за здравие» кого зажечь в храме свечи.