"РОДОСЛОВНАЯ"

РОДОСЛОВНАЯ.
1.
Сто-о-о-о-й! Не смей от меня убегать! Это моя курица! Мой пруд! И моя земля! – Кричал мальчишка лет пятнадцати. Молоденькая цыганка, улепетывала от него во весь опор, сверкая голыми пятками из-под длинной, цветастой юбки. Полы она придерживала обеими руками, умудряясь при этом не выпускать курицу. Черные, тяжелые, вьющиеся волосы метались за спиной. Увалень ни за что не догнал бы шуструю девчонку, но цыганка поскользнулась и упала. Юноша оторопело остановился.
- А-а-а, барчук, может и небо твое? И солнце? И звезды? Забирай свою курицу! Она швырнула в него полудохлой птицей. Лежа на спине цыганка смеялась во все горло .
-А может в тюрьму меня посадишь? А? Так я сама не пойду! На руках меня неси! Барчук подхватил нахалку, и смуглые ручки тут же сомкнулись у него на шее .
- Какой же ты беленький, да румяный! А глаза… И взаправду небо твое! Долго не думая, она чмокнула мальчишку в губы.
Маменька и папенька задержались на день, они гостили в соседнем имении. Статная маменька, улыбаясь вошла в залу. За ее спиной суетился папенька. Она степенно обняла сына.
- А это еще кто?- Поинтересовалась маменька насупив брови, увидев улыбающуюся девушку.
- Маменька, это Настя. Мы вот тут, ну… В общем, маменька, я как порядочный человек,обязан жениться.
- Что-о-о?- Побагровела маменька. К себе в комнату, порядочный человек! Вы наказаны!- цыганка тихо выскользнула вон.
- Что же делать, Александр Павлович? А? - оглянулась маменька.
- А делать нечего,только женить, подрос сынок.
- Умен же ты у меня, Александр Павлович! За то и люблю!
Через некоторое время Федор Александрович был уже женат, счастлив, и думать позабыл о своей цыганке.
Табор ушел. А цыганка осталась. Поселилась она где-то на краю деревни, в пустом ветхом доме. Люди из жалости подкармливали ее. А когда ничего не перепадало, она сама знала как быть. Мельком Федор Александрович услыхал, что цыганка на сносях, но тут же забыл об этом – его Наташенька была так хороша… . Как то на ступенях барского дома дворовые нашли кулек с младенцем, старушка сказала, что видела, как оставляла его цыганка – Настя. Внутри у Федора Александровича что-то екнуло, ребенка занесли в дом. Девочку окрестили Анной Федоровной и оставили у себя. Но вскоре Наташенька родила мальчика и «цыганкину дочь» отдали в «хорошие руки». «С глаз долой - из сердца вон». О ней благополучно забыли. А о Насте в деревне говорили , то ли она в лесочке повесилась, то ли в пруду утопилась.
2.
Коса ловко ходила из стороны в сторону, ровно роняя траву на землю. Работница была маленького росточка. Толстая черная коса девушки спускалась ниже колен, и шевелилась в такт ее размеренным движениям. Глаза у нее были синие как небо… . Здоровенный детина под два метра, спрыгнул с телеги и двинулся в сторону девушки.
- День добрый! - Добрый, коль не шутите – она слегка кивнула головой продолжая работать.
- Ладно работашь… Чо молчишь?
- Неколя мне калякать!
- И то верно! – согласился детина. – Чьих будешь?
- В приживалках я, у Шишкиных.
- Это даже ничего. А звать-то тебя как?
- Анной Федоровной кличат.
- Слышь ка Анна Федоровна, сватов жди! - Он развернулся и неторопливо пошел к телеге.

Дородная баба с усердием терла полы в горнице. Капли пота выступили у нее на лбу, круглое лицо раскраснелось.
- Тетя Стешь! Это я, Нюра.
- Тетя? Какая я те тетя? Сказано – Степанида Ляксандровна! Она смахнула пот.
- И чо енто он к тебе причапилси? А? Пигалица? Огромная грудь «Степаниды Ляксандровны» ходила ходуном. Ежели ты на табурет станешь, и то тебя не видать будет! Тряпка с размаху полетела в ведро, расплескав по только что вытертому на сухо полу, грязную воду. Вона, моя Верка – «Кровь с молоком»! - Степанида уперла руки в крутые бока. - Не чета тебе! Глядеть ведь не на что - страм один! Ишь, тихоня, мужика-то какого отхватила – и дом, и хозяйство, и собой хорош, и опять же – предсядатель! Вот ведь везет-то тебе как, а? Ладны,- глубоко вздохнула Степанида Александровна и сунула в руку Нюрке кусок черствого хлеба, - Чай умаялась небось? Цельный день ведь в поле! Иди ко ты спать! Нюрка поднялась по деревянной лестнице на чердак, плюхнулась в сено, и тут же провалилась в глубокий сон, сухой хлеб вывалился из ее руки. Возникшая ни откуда, мышь деловито принялась грызть добычу.
3.

Семен Захарович председательствовал уже давно, односельчане боялись одного его взгляда. Но, с женой своей, едва доходившей до его подмышек совладать никак не мог. Анна Федоровна в открытую мужу не перечила, но молча делала все по-своему. В очередной раз Семен Захарович не стерпел, и легонько «поучил» жену вожжами. Его Анна Федоровна была на сносях, но уж больно раздосадован был Семен Захарович.
- Хочь бы детище свое пожалел! Ирод! - с ненавистью шипела себе под нос Анна Федоровна. Муж в сердцах хлопнул дверью. – К полюбовнице небось, предсядатель хренов!- Она сняла со стены вожжи, только что побывавшие в употреблении и, выйдя на крыльцо, что есть мочи, закричала: - Васька! - Чо ето? Мамынька? Орете-то как? - Васька, очень похожий на отца, с испугом смотрел на мать сверху вниз.- Иди к сюды. Енто кто надысь головку сахару в одну харю сметелил? – Ма-а-м… - попятившись забасил здоровенный Васька. - Пошли-ка в сенки, ты у меня ентот рахвинад на всю жисть запомнишь!


А-а-а-а… ! - Голосила дебелая соседка. Горе-то како-о-е-е-е! Анна Федоровна! Мужика-то тваво, Семена-то Захаровича-а, молоньей, да-а-а- насмер-р-р-ть! Надыть, всю войну без царапинки прошел, а тут - насмер-р-рть! - Соседка, с неподдельным интересом, заглядывала в лицо Анне Федоровне. - Что ж ты, змеюка, Анна Федоровна? Молчишь? Али не жалешь мужика-то сваво? Слезинку бы пустила! А? - Анна Федоровна ошарашенно стояла с вожжами в руках. За ее спиной шмыгал носом Васька. - Ослобонилась! - Промелькнуло у нее в голове.- Вдруг она охнула, и стала оседать на пол – на волю бесцеремонно рвалось ее последнее, тринадцатое детище – моя мама. Анне Федоровне было тогда пятьдесят три года. Все дети ее пошли в отца – высокие и крепкие.И ни кому из тринадцати , не подарила она ни своих пронзительно-синих глаз, ни иссиня-черных волос… .