Краснокрылый ангел

Пристукнув каблуками высоких лаковых сапог, Жнец тихо соскочил с подоконника внутрь комнаты. Света от небольшой настольной лампы на столике у изголовья кровати хватало на то, чтобы немного разогнать мрак ночи, и собиратель душ людских заметил свою жертву. Укутанная одеялом, она полулежала в постели и читала какую-то книгу в яркой обложке, настолько увлеченная этим делом, что не обратила ни малейшего внимания на фигуру, появившуюся из окна. Сложив ярко-алые, словно орошенные свежей артериальной кровью, крылья за спиной, Жнец молча приблизился к кровати. Тишину пронзил резкий металлический лязг выдвинувшегося лезвия косы. Жертва вздрогнула от неожиданности и подняла на гостя большие влажные глаза, нежно-василькового цвета. В них не было и тени страха, только любопытство. Пухлые губки приоткрылись, и Жнец услышал тоненький, с легкой болезненной хрипотцой, голосок:
- Вы ангел?
Незнакомец удивился. Впервые за долгие века, его встречали не ужасом и мольбами, к которым он привык, и кои презирал, искренне полагая, что и умирать нужно тоже с достоинством, а совершенно открыто и бесстрашно. Девочка внимательно смотрела на него, ожидая ответа на свой вопрос, и краснокрылый нехотя пробормотал:
- Почему ты решила, что я ангел?
- Потому, что у вас очень красивые крылья, как у ангела. И моего любимого цвета, тех роз, что я выращиваю каждый день, - книжка с картинками была безжалостно отброшена за подушку, и все внимание девчушки теперь было устремлено к ее таинственному посетителю. Жнец хмыкнул, и, неожиданно для самого себя, поставив косу в угол, присел на край постели, скользнув взглядом агатово-черных глаз по бледному личику своей жертвы, на щечках которого ярким пламенем горел нездоровый чахоточный румянец.
- Ты выращиваешь розы? – не понял Жнец. – Как?
- Не в саду, - печально улыбнулась девочка. – Я уже давно не выходила из своей комнаты, даже с постели не вставала. Я часто наблюдаю в окно, как играют у речки мои друзья, как им весело, и мне так хочется хотя бы разок пробежаться босиком по теплым лужам, сплести венок из полевых цветов… Мама говорит, что я обязательно следующим летом буду играть на улице, но сейчас мне так скучно… У меня есть книжки и мои цветы, которые я заставляю цвести своим дыханием.
- Покажешь мне их? – зачем-то спросил гость. Он не знал, что его останавливало. Свою работу Жнец всегда делал быстро и качественно, но сейчас он медлил, наблюдая за тем, как малышка увлеченно роется под подушкой, а ее светлые кудряшки забавно и смешно колыхаются, подпрыгивая от ее энергичных движений.
Девчушка, наконец, найдя, что искала, обернулась к гостю, и с улыбкой протянула ему сжатый кулачок. Гость осторожно разжал маленькие хрупкие пальчики, и в его руках оказался грязный носовой платок, покрытый бурыми пятнами засохшей крови. Черные глаза непонимающе уставились на девочку, и она это заметила.
- Эти цветы, они не цветут долго, и быстро завядают. И мне становится очень грустно, я бы хотела, чтобы они подольше радовали меня… Правда, мне больно создавать их, каждый раз выпуская их из груди…
Пальцы Жнеца судорожно сжали платок. Так вот, о каких цветах говорила эта девочка. Кровь, которой она надрывно кашляла, прижимая к губам этот платочек. Но не догадывалась она, что эти кровяные розы вытягивают из нее всю жизнь, приближая малышку к ее концу, наивно считая, что она совершает чудо, создавая цветущие узоры на крохотном кусочке ткани, пусть и быстро темнеющие. Не знала маленькая волшебница и того, что не гулять ей больше по лугу, собирая кашки и васильки, не пробежаться босыми пятками по лужам. И что прекрасный ангел с красными крыльями пришел по ее душу. Что-то внутри Жнеца сжалось, и заломило, перехватило дух.
А она все говорила. Рассказывала о своей кошке, которая ужасно непоседлива, о маме, так часто покупающей ей вкусности и игрушки, о папе, который почему-то так часто плачет за стенкой, о подруге, которую давно не видела, но которую обязательно навестит, когда ей разрешат выйти на улицу…
Говорить ей становилось все труднее, все чаще она задыхалась и прикладывала платочек к губам, и на его потемневшей ткани вырастали новые цветы.
Жнец прервал ее, не в силах дольше терпеть ту боль, что вызывало в нем каждое слово малютки.
- Время позднее, и тебе пора спать.
- Да, - согласно тряхнула кудряшками малышка, и зевнула, прикрывшись ладошкой. – Ангел, спой мне пожалуйста…
- Хорошо, - мрачно улыбнулся Жнец, и, помолчав немного, тихо запел нежным тенором. - Косил косарь траву на лугу,
И взмах его был широк…
Васильковые глазки помутнели и закрылись, дыхание выровнялось. Жнец провел рукой по мягким кудряшкам, осторожно, стараясь не разбудить малютку, и, подавив вздох, выпрямился. В пальцы легла знакомая гладкая рукоять косы, широкое острое лезвие, дрогнув, приблизилось к спящей девочке. На груди ее возникло легкое голубоватое свечение, в котором застыли маленькие песочные часы, верхняя склянка была почти пуста. Когда последняя, крохотная песчинка скользнула вниз, лезвие косы разрубило часы пополам, хрупкое стекло рассыпалось в осколки и исчезло, вместе со светом. Тело девочки дернулось, вытянулось и застыло…

Скользя по крышам ночного города, устало взмахивая алыми, словно цветы маленькой белокурой малютки, крыльями, прежде всегда легкими, а ныне налившимися свинцовой тяжестью, сама Смерть прижимал к груди маленький бурый платочек, так и оставшийся в его руке…