Кишки на ремешки

Сильно жгло кожу на руках и кто-то методично стучал по голове. Видимо, от этих стуков я и очнулся. Сквозь розовую пелену увидел двух знакомых бугаев в белых рубашках с черными бабочками. Мужики тащили меня за ноги вниз по широкой лестнице в подвал.

Теперь понятно – откуда эти удары по голове. Короткий полет в темноту и приземление в мягкую кучу. Кто-то подо мной коротко пискнул. Крысу я раздавил, что ли?

Пошарил рукой. Что-то круглое и скользкое, типа футбольного мяча. Видимо, меня притащили на склад спортивного клуба, где проходил сегодняшний турнир за звание чемпиона города по боксу. А где же мой лавровый венок и кубок? Я ведь шел после награждения в свою раздевалку с ними. Где тренер и помощники? И вообще, как я здесь оказался, в этом грязном крысином подвале?

Последнее, что вспомнилось, это худосочная девица в красном кимоно, явно косящая под японку, и ее паучья лапка, которой она ткнула в мою сторону. Она стояла перед дверью моей раздевалки. Две обезъяны в смокингах тут же рванулись ко мне. Дальше не помню. Нет, если бы я был чемпионом в тяжелом весе, может и справился бы с ними, но в весе петуха…

Быстро же они меня вырубили. Последнее, что помню – это летящий навстречу носу кулак , раза в два больше моей головы. Ах, да! На пальцах была синяя татушка «БОЛТ» и огромный серебряный перстень с черным камнем. Последней мыслью было: «Надо повернуть голову, чтобы не поцарапать печаткой мой чудный римский профиль!».

Судя по хлюпанью в носу – не успел. Пощупал второй рукой. От профиля практически ничего не осталось, сплошное кровавое месиво. Жаль. Светке это не понравится. Она моим носом с горбинкой все уши подругам прожужжала.

А ведь она сейчас ждет меня в гостинице! А я вот здесь по велению некой красно-кимоношной паучихи. Кто она и зачем ей я? С этой простой мыслью я нянчился довольно долго, обсасывая и облизывая ее со всех сторон. Голод и жуткую жажду это не утолило.

Я, шатаясь, встал на ноги и сделал в полной темноте несколько осторожных шагов вдоль стены.
Ага, подвал квадратный. Один угол завален мягким старьем. Ни труб, ни кранов с водой не было.

Когда усаживался на кучу, под руку опять попался мячик. Но почему он волосатый? А что это за выступы?

Поняв, что держу в руках отрезанную человеческую голову в потеках крови, брезгливо отбросил в сторону. А на чем тогда я сижу?

Быстро откинул в сторону оторванные человеческие руки, ноги и головы. Так это воняет не сдохшими крысами, а человеческими останками!

На четвереньках переполз в другой угол, подальше от этой мерзкой кучи. От холода зубы выбивали чечетку, а горло от жажды полыхало огнем. Это и понятно, вон сколько влаги я потерял за пять раундов, пока не отправил своего противника на пол со свернутым набок носом. Уже по его полету понял, что своими ногами с ринга он не уйдет.

Почему я так мало хлебал холодную хрустальную воду из голубой баклажки помощника? Она плавала перед моими закрытыми глазами, маня чистотой и свежестью. Если бы мне сейчас предложили английскую принцессу и стакан воды, клянусь, выбрал бы стакан.

Сверху раздался скрип открываемой двери. Амбал во фраке за ногу потащил меня наверх.
Ну, почему не за руку? С трудом согнул голову, усердно пересчитывающую каменные ступеньки. Господи, да когда же они кончатся? Ага, затылок скользит по мягкому ковру.
Какое облегчение! Не наслаждение, конечно, но все-таки.

- Болт, поверни его рыло ко мне, - визгливый голос напоминал писк ножа по стеклу.

Болт, Болт. Что-то знакомое. А, это же тату на кулаке, который поменял мой чудный профиль на попу макаки, неудачно съехавшей с каменистой кручи.

Пинок блестящего ботинка пришелся прямо в открытый глаз. Половину панорамы тут же заволокло красным туманом. В кресле на ковровой дорожке сидела уже знакомая японообразная паучиха в красном кимоно. Красное на красном. Не есть хорошо. Тем более к красному не подходит отштукатуренное чем-то белым раскосое лицо. Явно не второй свежести.

- Ты, чучело, жить хочешь?

Ага, этот сугубо философско-риторический вопрос можно пропустить. Пусть сначала цену назовет, чтобы потом поторговаться.

- Болт, ты его не ухандокал? Че он молчит? Говорилка у него работает?
- Щас проверю.

Горилла три раза полирнул свой ботинок у меня между ног. Боже мой, как хорошо, что я не успел снять бандаж! Бедная Светка, на ее долю остается все меньше и меньше наслаждений.

- Слышу я, слышу, как вас там?
- А, гнида, раззявил оральник! Нечего тут дохлую курицу изображать.
- Извините, донна Витте, это петух, в смысле, выступал раньше в весе петуха, - прошамкал Болт, почему-то поддерживая свою челюсть неандертальца указательным пальцем. Наверное, совсем недавно его с дерева сняли и хвост отрубили.
- Вот я и говорю! Ты, петух недокормленный, жить хочешь?

Что она заладила, как попугай?

- Не хочу! Нахрена мне такая жизнь, когда разные твари всяких надежд на потомство лишают?
- Ага, значит, хочешь, раз о потомстве вспомнил. Тогда должен отработать свое право на жизнь.
- Я кроме бокса, ничего не умею.
- Понимаю, не дура. Вот и будешь драться за жизнь. Я, чтоб ты знал, снимаю кино про таких подонков, как ты. Двенадцать серий уже снято. Тебе досталось счастливое число. Болт, правила изложи этой курятине.

- Сюда морду вертай, сучонок недоношенный, - на этот раз австралопитек полирнул ботинок об меня всего два раза.

Уже не так и больно. Какая все-таки скотина человек! Даже к боли привыкает, а некоторые садо-мазы и наслаждение от нее ухитряются получить. Вот выберусь отсюда, надо будет со Светкой попробовать. Нет, не ногой в пах, - плеткой там, или ладошкой по эротическим местам.

– Тебя подсадим в камеру с уголовником-убийцей. Выживешь, отпустим. А то, как он тебя на куски рвать будет, заснимет камера. Такое вот кино. Усек, Васек? Гы-гы-гы.

Ну, вот теперь многое прояснилось.

- Выбирай себе другана на ночь, петушок, - Болт кинул на пол пачку фотографий.

Боже мой, и таких уродов носит мать-земля, бедная наша старушка. Нет, если уж идти в последний путь, то только не с ними.

- Что, выбрал себе курочку? – мадам-паучиха подала голос из кресла.
- Гы-гы, курочку, во - хохма! Только наоборот. Курочка будет топтать петушка, гы-гы-гы.
- Выбрал.
- Кого, покажи.
- Его, - я ткнул пальцем в Болта.

Появились у меня на него некоторые виды после полировки ботинок. Это вдвоем против меня они герои, а вот один на один – это еще будем посмотреть…

- Болта нет в раскладе.
- С другими драться не буду, можете хоть сейчас пристрелить. Петушок хочет склевать только этого червяка.
- Как ты меня обозвал, падаль? Это я – червяк? Да ты у меня до камеры не доползешь, об пол сотрешься, ветошь сортирная! – горилла ревел и плевал слюной, кося на хозяйку кровавым глазом.

Та задумчиво переводила взгляд с меня на своего сторожевого пса, сравнивая габариты.

- А что, Болт, это идея. Такого у нас еще не было. Знаешь, назовем серию Слон и Моська. Во ржачка будет, когда ты у этого куренка крылышки обрывать будешь.

- Не, донна Витте, первым делом я доем то, что недобил. А голяшки оставлю на десерт.
- Только сильно не спеши там. Надо, чтобы этот петух визжал, как свинья, ровно час. Нам нужна полноценная серия.
- Сделаю в лучшем виде, не сумлевайтесь, донна. Будет подыхать долго, но верно. Я ему мозги буду вычерпывать чайной ложечкой.
- Годится. Тащи аппаратуру и эту тухлятину в девятую камеру башни.
- Это - где склад сушеных актеров?
- Да. Для антуража накидай там на пол рук и ног. Первую его кровь мне в кувшинчик сольешь. Первая – она самая сладкая. Последушки можешь себе взять. Они хоть и ядреные, с желчью, но я горечь не люблю.

Бог мой! О чем они говорят? Хотят меня, чемпиона всея страны напугать? Фигушки им. Как говаривал тренер: «Мотай нервы перед боем не на ус, а на руку, тяжельше удар будет».

- Болт, готовь его пока. Начнем ровно в полночь. Камеры я включу минут за десять до съемки. Как увидишь красные огоньки записи, так сразу начинай разминку. Приведи этого урода в нужную злобную кондицию, чтобы рычал, как цепной пес. Нам надо, чтобы твоя победа выглядела достойно и оправданно. Ты должен выглядеть, как Добро побеждающее жуткое, мерзкое Зло. Понял, Болт?
- Сделаю в лучшем виде, моя донна. Кровью писать будет от злости. Я ему для завязки в причинные места десятка два иголок насую, чтобы юлой крутился.
- А ты придумщик, Болт, и большой шалун!
- А то! Будет у меня целый час скакать, как заяц по поляне.

Интересно, а как они в этой темнице время определяют, что-то не видать часов на стенах? И тут, словно, чтобы развеять мои сомнения, за стенами тюрьмы десять раз бабахнула пушка.

Значит, в моем распоряжении еще целых два часа. Времени - обожраться и оборжаться, как говорила моя сильно интеллигентная бабушка-балерина.


Явно, или жена начальника тюрьмы, или, что сомнительно, любовница.

Интересное она себе тут развлечение придумала, страдая от недостатка мужской любви и ласки. Ведь такой сухоткой-сукоткой даже навозные черви побрезгуют, разве что те, которые на диете.

Ишь, мерзавка, на кровавые мужицкие драки смотреть любит. Ну, жди. Будет тебе видуха, обхохочешься.

Интересно, а почему мне не страшно? Болту, который опять, скотина, тянет меня за ногу по витым ступенькам вверх, конечно, смехом да весельем представляется предстоящее смертоубийство.

А чем мне? Странное спокойствие овладело моим скорбным телом, я даже ладошку под затылок подложил, чтобы смягчить такой приятный для моего стража-палача костяной стук головы о грязные камни. Пока других забот не было, я считал ступеньки и этажи этой башни-тюрьмы, где, как я заметил, на каждом этаже было по две железных двери с тремя засовами.

Бросив меня в угол девятой камеры, Болт по раздвижной лестнице полез протирать линзы четырех видеокамер. Со всех сторон хотят снимать, сволочи, чтобы не упустить ни один смачный момент моей погибели. Я молча следил за его суетой, присматриваясь к обстановке.

Сейчас для меня важна любая мелочь, как в бою на ринге. Как меня учил тренер: «Первым делом запомни все шрамы на теле и лице противника. Знай, что это - его самые слабые места. Вот по ним и бей со всей дури». Я и бил. И стал чемпионом.

Шрамов на заросшей рыжей шерстью морде Болта не было. Небитый что ли? Это очень хорошо! Сколько там за одного битого небитых дают? То-то же!

И тут сверкнул лучик света в моем темном царстве. Лучик отразился от лезвия ножа, которым Болт обрезал лишнюю изоленту на штативе видеокамеры. А сунул он его в карман своего уродского фрака из шинельного сукна. Зря.

Идя на смертельный бой, надо всегда поинтересоваться не только внешними данными противника, но и его благоприобретенными навыками. А я года два до выхода на ринг шмонал бомжей и алканавтов по городским подъездам. Да и, как говорил мой тренер: «Сделай чужое оружие своим – будешь в два раза сильнее!».

На лестнице послышались шаги второй сторожевой обезьяны, хлопнула тяжелая дверь и выстрелами прогремели три сдвижных запора.

Ну, вот, наконец, мы и остались наедине. Как говорится – нет ничего лучше одиночества вдвоем.

На ринге мне всегда мешал насладится этим чувством судья, отталкивающий от поверженного противника. Здесь до полуночи и судьей и зрителем буду только я.

Мое внимание привлекла мощная стальная стремянка. Я начал уже прикидывать варианты бегства из этой тюряги. Тупого орангутанга я уже вычеркнул из своей жизни. С ним будет хлопот меньше всего. Он для меня – не преграда на пути к свободе.

Реальных преград я видел только две: решетка на узком, но достаточно высоком окне, и высота башни. Судя по числу ступенек, между этажами чуть больше трех метров, значит, если сорвать решетку, до земли, а, значит, и до свободы, останется только спуститься по веревке. Посчитаем высоту. Метр – фундамент. На первом этаже камер нет. Значит, девятая – на шестом этаже. Пятнадцать, плюс фундамент и метр до окна камеры. Получается семнадцать метров. Многовато, однако.

Веревкой мне послужит эта волосатая горилла. Нет, я вовсе не собираюсь распустить его кожу на полоски и сплести из них канат. Это нудная и грязная процедура, да и времени займет много. Главное для меня быстрота – ведь надо успеть за два часа справиться с этим рычащим динозавром, сделать веревку и спуститься вниз. Куча проблем. План окончательно сформировался, когда мой обезьян полез протирать четвертую видеокамеру.

Итак, приступим. Главное в моем плане было использование веса противник – превратить его преимущества в громадные недостатки. На моей стороне только скорость мысли и скорость движения. А ведь в умелых и быстрых руках и маленький гвоздь – могучее оружие.

Гвоздя у меня не было, зато была стальная перекладина, которая двумя крючьями удерживала складную стремянку. Она просто на нужной высоте цеплялась за ступеньки. Стоило ее поднять вверх и стремянка на колесиках разъедется.

Как только Болт включил четвертый софит над камерой и сунул тряпку в карман, я вскочил с пола и сдернул метровую перекладину.

Кабанья туша с поросячьим визгом рухнула с двухметровой высоты. Костяной стук головы о каменный пол был для меня слаще поминального колокола.

Я с поднятым стальным стержнем осторожно приблизился к повергнутому стражу. Поднял веко. Глубокий нокаут. В этом я хорошо разбирался. Будет отходить не меньше десяти минут.

Маловато, конечно. Я быстро вынул из его кармана острый нож и распорол его суконный фрак сверху донизу. Нарезал из него метровые полосы. Теперь самое сложное – надежно привязать этого монстра к лестнице. Просунул руки этого жеребца в нижние проемы стремянки и надежно связал за саженными плечами. Лестница превратилась в оглобли. Верхний крюк стремянки зацепил за середину оконной решетки и еще надежнее привязал.

Телега с запряженным десятипудовым жеребцом готова. Теперь, чтобы свирепый бык начал двигаться, нужно показать ему красную тряпку. Так и быть, я согласен несколько секунд побыть тряпкой, и стал у самой двери с опущенным стальным стержнем, вытащенным из основания лестницы. К нападению готов.

Мой конь оказался здоровее, чем я ожидал, и уже через пять минут вскочил и начал бить копытами и метать молнии глазами. Ни то, ни другое до меня не долетало. Полтора метра не хватало Слону, чтобы затоптать насмерть Моську. Я чувствовал себя одинокой мишенью на поле битвы под градом стрел. Пока все убийственные молнии летели мимо.

И тут он рванулся ко мне, блеснув кровавыми от напряжения белками. Я даже испугался, как бы эта гора мышц не сдохла раньше времени от инсульта. Решетка на окне хрустнула, наполовину выдранная из основания. Рычащая туша была теперь всего в метре от меня. Болт сделал шаг назад для разбега и, угрожающе шевеля пальцами-сардельками, с открытой слюнявой пастью ринулся на меня. Решетка с жалобным визгом сдалась и грохнулась на пол. Я уверен, что ей не было больно.

А вот на меня летел озверевший от злобы паровоз, обдавая зловонным жаром из разверстой пасти. Но я просто поднял приготовленный стержень и упер его в железную дверь.

Сталь с характерным хрустом разодрала грудную клетку недоумка, и из паровоза со свистом вышел пар. Я осторожно сделал шаг в сторону, выбираясь из-под навалившейся на меня, брызжущей во все стороны кровью, туши.

Тут же вспомнил слова кровожадной паучихи о кувшинчике. Маленький серебряный кумган стоял справа от двери. Я подставил его узкое горлышко под фонтанчик, как она говорила, первых сладких порций.

Полный кувшин поставил у окна. Пусть немного остынет, потом им займусь. Мне перед спуском надо подкрепиться, но никогда не любил теплое питье. Или горячий чай, или холодная вода. Нечто среднее мне было противно с детства. Вот такой я экстремал. Может это и плохо, но только такие всегда побеждают и становятся чемпионами, как говорил мой тренер. Те, кто любят свежатину и не пьют теплую болотную жижу. Ворон не летает соколом.

На минутку присел на хрюкнувшую тушу. Это из него вышли наружу невысказанные пошлости в мой адрес. В таком свинотном виде согласен их защитать за извинения и поздравления с победой.

Нет, я не мечтал о втором лавровом венке, который мог превратиться в похоронный, вовсе нет.
Я набирался решимости перед очередным шагом к свободе. Решетка повержена, осталось спуститься по веревке с семнадцатиметровой высоты.

Да, да, решимость мне была нужна именно для изготовления веревки из этого кабана. На все, про все у меня по расчетам осталось около полутора часов. Надо уложиться в полчаса, чтобы за час уйти подальше от башни.

Нервно вскочил и перевернул Болта на спину. Разрезал впившийся в брюхо ремень и откинул вверх подол рубашки на открытые глаза. Нечего подглядывать.

Зажмурившись, полоснул ножом по жирному пузу. Никаких познаний в медицине у меня, конечно, не было, кроме школьных представлении о длинных кишках. Вот их, теплых и скользких от крови, я и стал вываливать из недр вонючего брюха на холодный каменный пол.

Обрезал тонкую и толстую кишку и стал вымерять. Черт, мои представления о длине оказались сильно преувеличенными. Набралось всего восемь метров. Полметра уйдет на узел. Метр на высоту окна. До земли останется еще десять метров. Минус полтора метра мой рост. Нет, высоко.

Прыгать с такой высоты – самоубийство. Если не сверну шею, то ноги поломаю точно. А тогда на чем убегать? Далеко ли я уползу? Я вгляделся в темноту за окном. Как назло, даже луну закрыли мрачные облака. Все было против меня.

Слабый плеск текущей воды. Или река, или быстрый ручей. Рискнуть и прыгнуть? А если там мелко или далеко от башни? Упасть в воду и захлебнуться? Нет. Надо как-то нарастить кишки этого идиота. Ремень – всего метр. Если распустить брюки на ленточки? Так плести их надо не меньше получаса. Эх, если бы время не поджимало.

Стремянка! Я просуну ее боком в окно и получу еще три метра. Решетка поперек окна послужит упором. Надо только нижнюю ступеньку лестницы привязать ремнем. Так будет надежно.
А теперь проверим кишки и веревки на прочность.

Отвязал суконные полоски от рук Болта. Поставил стремянку и сначала привязал кишку к верхнему крюку. Тянется, скользит, но не рвется. Спускаться по веревке нас научили еще в школьных спортзалах. Надо обмотать ее винтом вокруг руки и медленно разжимать кулаки.

Потом закинул две связанные суконные полоски за верхний крюк. Повис на них. Нет, расползаются даже от моих шестидесяти килограмм. Надо сплетать. Но на это у меня нет времени. Катастрофически. Итого с учетом стремянки мне не хватает всего шесть метров. Опять многовато. А время бежит неумолимо. Скоро включатся камеры и сюда прибежит разъяренная стража.

Что ж, остается одно. Я со стоном глянул на свой живот. Сколько раз меня жестоко били по печени. Самую жуткую боль я научился терпеть. Что ж, придется потерпеть еще.

Нарезал из белой рубашки моего хряка три полотнища. Потом замотаю живот. Закрыв глаза и сжав зубы до хруста, полоснул по коже.

Выдохнул. Терпимо. Теперь надо действовать быстро. Выпростал из дыры в животе еще шесть метров тонких кишок и сложил их вдвое. Мои потоньше будут, как бы не порвались. Свои, жалко.

На конце кишок Болта сделал петлю, чтобы потом просунуть туда свои сдвоенные. Еще на три метра до земли меньше, а там, будь, что будет. Главное теперь вовремя отпустить свои сдвоенные кишочки, чтобы они выскользнули из петли и остались со мной.

Выкинул из окна стремянку и осторожно спустился на три метра вниз. Шум воды стал яснее. Намотал на руку кишку Болта и стал скользить дальше. Просунул в петлю свои сдвоенные. Опустился еще на три метра и отпустил сдвоенный конец.

Через секунду с шумом ударился спиной об воду. Хорошо, что успел перед этим вдохнуть побольше воздуха. Дно оказалось рядом, но сильное течение сбивало с ног. С трудом сделал несколько шагов к темному берегу, где воды было по пояс.

Как ни странно, ледяная вода совершенно приглушила боль. Промывая кишки в шипящих струях, осторожно засунул их в дыру на животе, выжал попавшую внутрь воду вместе с кровью и плотно замотал тремя полотнищами.

Теперь надо как можно дальше уплыть вниз по течению. Но, когда поднял голову, то понял, что мир вокруг меня кружиться. Видимо, многовато потерял крови. Чтобы не захлебнуться, сделал несколько шагов к берегу. Падая, ткнулся носом в холодный щебень. Как ни странно, боли не почувствовал.

Боль, но не физическая, а скорее душевная, появилась, когда я открыл глаза и увидел красное кимоно сидящей в кресле донны Витте. Неужели мне придется пройти еще один круг ада? За что?