Согрей меня.

Согрей меня.

Разгулявшийся ветер срывает двери с петель…
Не хочу говорить о том что: мне холодно, зубы стучат и кожа стала неприятно колючей…
Не хочу, однако говорю. А ветер все также, насмешливо, распахивает двери.
Согрей меня.
Дождливое лето барабанит по стеклу, стекая слезами, оставляя следы на полу...
Нет сил - смотреть на размазанную по стеклу водой грязь, на потеки, искажающие форму мира за пеленою нескончаемого дождя…
Нет сил…, но я, кутаясь в холодное и отсыревшее одеяло, возвращаю свой взгляд на тот прозрачный прямоугольник, некогда яркий и даже ослепляющий в лучах солнца, чтобы убедиться, что ничего не изменилось, что тепло еще не проснулось.
Согрей меня.
Зола в печи побелела до пепла. В дымоходе скука воет на луну. Уныние прячется по углам, перебираясь с мест на места, выращивая паутину. Сбежались бездомные псы, вороны облепили деревья, и сыч надрывает свое горло…
Мне нет до всего этого дела. Мне холодно, сыро и душно. Душно, несмотря на то, что ветер, хлопая дверьми, гоняет сквозняк, развеивая последнюю золу в похолодевшей печи, некогда жаркого, яркого и счастливого, нашего дома.
Согрей меня.
Стынет в жилах кровь…. Одиночество дышит в спину, протянув свою руку к моему плечу, усмехается, медлит.
Так согрей же меня. Согрей!
Чем угодно – словами, руками…. Прикоснись, запусти мое сердце. Как когда-то, скромным, коротким поцелуем в запястье, пробуди во мне заснувшую душу и верни мне – сиреневые закаты, алых маков рассветную свежесть, водопады страстей, радугу наслаждения….
Чтобы в тот далекий, завьюженный вечер, когда сугробы закроют половину окна, я, прижавшись к тебе, отодвинув горячий, ароматный глинтвейн, растворяясь в глазах твоих нежных, прошептала:
- Согрей меня милый. Согрей…