Стояла очаровательно прекрасная осень...

Возле старой кровати с поржавелыми от времени прутьями, на которой в пожелтевшей, примятой постели лежала женщина, уныло опустив голову, стоял мальчик. Лицо этой женщины выглядело глубоко изможденным от накатившихся на организм, острых, как кинжал, болей. Всё её тело страдало, болезнь продолжала выпускать свой отравляющий, удушающий нектар в этот, ещё не потрепанный старостью организм. Дыхание было тяжёлым и воздух, врываясь с трудом в лёгкие, казалось, не хотел выходить обратно, но все же прорывался сквозь неистовый, нестихающий кашель со сгустками окровавленной слизи. Тело было совсем слабым, слишком ослабленным, чтобы даже произносить слова. Теперь это были не слова, а трудно разбираемые животные звуки ещё карабкающейся по этому потоку жизни души. Только звуки и боль, только стоны и победное ликование болезни. Женщина хотела посмотреть на сына, но глаза словно уже не слушались ее, они сами по себе бродили по потолку плавным, ускользающим взглядом. Огонь жизни в них постепенно угосал. Ещё одна жизнь во Вселенной завершает свое недолго путешествие в мирском мире. Ещё одна душа готовится встретить свое освобождение от страданий телесного существования, надеясь обрести на том, ином, тонком энергетическом уровне, покой, умиротворение и ощутить свое истинное существо, вспомнить, кто же она есть, вспомнить только одну настоящую существующую реальность бытия. Мальчик смотрел на свою мать со страхом и отчаянием. Эти чувства переполняли каждую клеточку его организма. Они рвали на части его сердце, заставляя ощущать на себе эту неуемную страшную боль, что была рядом.
-- Мама, мама - шептал он, и очередные слезы капельками спадали с его ресниц, как обычно, зимой - тающий снег... Они были солёными, очень и очень солёными, стекали на губы. Он слизывал их в порывах прерывистого дыхания и всхлипов, стирал рукавом клетчатой рубахи. - Воды? Я принесу воды...
Но мать отрицательно застонала. Она взяла мальчика за руку и словно хотела что-то сказать ему, что-то очень важное. Любовь... Она с каждым мгновение ускользала из её пальцев, из её сердца, из её тела, но не из души.
-- Мама, пожалуйста... Чего, чего ты хочешь? Я все сделаю, я принесу. Скажи только - Кай не знал, что делать. Эта растерянность, эта беспомощность перед болезнью, это ужасное осознание конечного исхода, обреченности, угнетала его, заставляя задыхаться. Теперь, здесь, сейчас, он стоял рядом со смертью, где уже нет надежды на милость - ни от неё, ни от Бога.
Каю было десять, когда она ушла навсегда. И после этого он застрял где-то между своим внутренним миром и миром, окружавшим его снаружи повсюду. Он остался один на этой Земле.

Стояла очаровательно прекрасная осень.