новые приключение никсов 4

продолжение истории про никсов.

Глава 6. Большая беда старого леса.

В самолете парни очень беспокоились и даже не могли предположить, что же случилось. Они всю дорогу громко строили разные предположения. Вот они уже дома. В аэропорту их встретила тетя Мария. Она была очень расстроена. Она сама вела машину. Все дорогу до гостиницы они молчали. Их встретили двоюродные братья – Даньки и Отфрид.
- Мамочка, наконец-то ты приехала! Мы так волновались. Нам было так страшно!
-Чего же вы так испугались? – устало спросила мама, вглядываясь в повзрослевшее личико старшего сына, – я же не на долго. Только встречу братиков и сразу домой.
-Папа тоже говорил «не надолго»! – невесело заметил старший Отфрид.
Мальчишки обняли маму и старших братьев. Потом Отфрид несколько отстранился и спросил:
- Мама, а где наш папа? Почему он так долго не появляется? Он нас бросил? Мамочка ты только не молчи! Про папу что-нибудь слышно?
Мальчик заплакал, младший братишка заревел из солидарности. Совсем недавно так плакал Ник, когда ждал папу. Также мрачнело его лицо, когда взгляд случайно скользил мимо окна. И так же тревожно всматривался в непроглядную тьму за окном. Тетушка Карпинуса, приютившая друзей была в расстроенных чувствах, совершено не могла ни о чем думать, ни говорить. Она только плакала вместе с малышами:
- Господи! Как все плохо! – причитала старушка, - Сначала Ник и Хильда! Потом Эрик! Потом старый Карп! Господи, помоги мне не сойти с ума!
Оказалось, что однажды Эрик и Мария со своими детьми выехали покататься в город. Но как-то Эрик позвонил домой брату, но трубку никто не брал. Это продолжалось довольно долго.
-Там наверняка что-то случилось,- сказал Эрик на прощании жене и детям.
Днем мужчина уехал, пообещав вернуться к вечеру. Но ни этим, ни следующим вечером он не вернулся.
Мария позвонила на базу, и ей сообщили, что ее муж в тяжелом состоянии находится в тюремном госпитале. Брат мужа Ник и его жена Хильда арестованы при попытке переправить несколько мешков героина в волшебную страну. Эрик защищал своего брата до последнего патрона. Но силы были слишком не равные.
Об этом узнали журналисты и организовали травлю в лучших советских традициях. Марию Ивановну уволили с работы. Банковские счета мужа и его брата были заморожены.
- Жена наркоторговца не может учить наших детей, - с сочувствием сообщила ей та самая инспекторша, которая так гордилась ею.
Старушке было жаль учительницу, но что она могла! Столько лет она спокойно спала по ночам. Теперь этот Лебенталь опять будет ей ночью сниться и днем мерещится. Но инструкция есть инструкция, она не ведает жалости даже к своим ярым последовательницам.
Ведь до того, как сам бог послал Марию за эту грифельную доску, лебентальская школа была своего рода местом профессиональной ссылки. Туда, как правило, отправляли либо в качестве наказания, по приговору суда, либо выпускников педагогических учебных заведений, которые конфликтовали с начальством, считая себя умнее всех (чтобы оценить их преданность профессии – проверки не выдерживал никто).
Мария Ивановна занялась делами гостиницы. За это она и ее дети имели возможность не платить за проживание и еду. Ей помогала хозяйка своими советами. Пока получалось неплохо. Однако женщина ужасно скучала по мужу, по дому, по своей работе. Она была готова на что угодно, чтобы однажды войти в класс и сказать  : «Здравствуйте, дети! Доброе утро!».
Мальчики были просто ошарашены. Они не верили ни одному слову обвинения. Для них папы был самым лучшим и достойным папой на свете. Они остервенело дрались с мальчишками, которые их дразнили. И грубо ответили тетеньке, которая обозвала папу нехорошим словом:
- Сама ты такая! Наш папа хороший!
Мама и тетушка уводили их с улицы. Но отругать детей, как требовала педагогическая наука или примерно их наказать, не могла ни та, ни другая. С приездом братьев жизнь заметно улучшилась – уличные хулиганы боялись связываться с рослыми красавцами. Но как жаль, что они не задержались. Мальчишки не стали задерживаться и решили выяснить, что же стало с домом. Они на попутной машине ночью доехал до леса.













Страшные чудеса на Иванову ночь.

Парни насторожились. Этот лес они знали с пеленок. Для них это не просто деревья и кусты. Это было огромное и доброе существо. Они знали всех жителей леса едва не по именам, отличали по голосам каждую пичужку. Но сейчас этот великан пребывал в тревожном безмолвии. Душная летняя ночь и обманчивая тишина: не чиркнет птичка, не скребутся мыши и бурундуки, не мелькают и не хрустят ветками олени и лоси, не тявкают лисы, не ухают совы. Над лесом нависла обманчивая тишина, которая грозила обернуться вечным покоем. Какая-то беда нависла над этим мирком. Кто-то хочет его уничтожить.
Парни пробрались к своему домику на озере. Они увидели там нечто ужасное: плотик-крылечко разворочен, ставни оборваны, черепицы местами выброшены. От него веяло чем-то еще зловещим. Ник проскользнул внутрь, но через секунду вылетел с криком:
-Спасайся братишка! Обо мне не беспокойся! Со мной все кончено!
За Ником гнался огромный жук, и вот-вот его настигнет.
Ник резко развернулся и бросил что-то в пасть чудовищу. Тут раздался страшный взрыв. Ганька вылез из ямки, в которой схоронился, и пошел искать друга. Ник лежал в какой-то лисьей норе, закрыв лицо руками. Ганька растормошил его и повел умываться. Все лицо и руки были в какой-то едкой гадости, и покрыты ожогами.
-Как ты, брат?
-Помаленьку, жив пока. Я, кажется, проглотил какую-то дрянь. Жжет ужасно.
-Вечно ты что-то не то глотаешь, прямо, как маленький.
-Так получилось. Я не нарочно.
Ганька заметил, как сильно изменился голос его друга.
Друзья побрели к шоссе по знакомому лесу. Птицы и белки о чем-то тревожно стрекотали.
По дороге мчались машины с огромной скоростью, и никто не останавливался. Никому не хотелось рисковать в нехорошем лесу да еще в Иванову ночь. Вдруг остановилась машина, из нее вышел человек. И сказал по-английски, что бы парни приблизились, и показал удостоверение сотрудника ФБР. Мальчишки опрометью бросились в лес и скрылись из виду. Не смотря на все реверансы больших политиков, парни были научены опасаться американцев, из-за которых отец Ника едва не отправился на тот свет. Агент знал, что искать эльфа в лесу, да еще ночью – бесполезно. Он для очистки совести побродил по окрестным кустам минут двадцать и отрапортовал какому-то (или какой-то) Скали, что опять упустил объект.
Через некоторое время остановилась полицейская машина. Из нее вывалился необъятных размеров служитель закона. Он был удивлен видом юношей.
-Вы что это делали в лесу ночью? Твой друг, что – в костер спьяну
свалился?
-Пожалуйста, помогите нам! Мой друг ранен, ему нужна помощь! Пожалуйста, отвезите нас к темным шхерам и не задавайте лишних вопросов. Вы нас этим очень обяжете.
Толстый полицейский посадил их на заднее сидение. Он и не думал везти подростков к темным шхерам. Он хотел их допросить, и как следует допросить, в участке. Какие могут быть шхеры в такую погоду, и почему эти мальчики так спешат туда. Ведь если другу, на самом деле плохо, то единственное место, куда надо торопится – это ближайшая больница.
Мысль дяденьки была немедленно перехвачена, а сам он был тихо усыплен. Парни выволокли мужчину и аккуратно уложили его под придорожные кусты. На ухо повесили бирку с надписью: «Не беспокоить!». Ганька сел за руль. Нику было очень плохо, и он с трудом сдерживался, чтобы не кричать. И еще у него сильно жгло горло, и болел живот.
Вот и база. Пострадавший парень выглядел очень плохо. На руках пузыри и корочки растрескались. На лицо вообще было страшно смотреть.
На встречу выбежал взрослый хельве, которого встревожил непонятный ночной звонок. Взрослый мужчина легко подхватил Ника на руки, как маленького, и отнес внутрь.
-Потерпи, малыш! Сейчас все будет хорошо.
-Ты отгони машину подальше. Так, чтобы люди нас не нашли, – приказал старший растерявшемуся Ганьке. Он знал, что юношу нужно чем-то занять, пока эмоции не захлестнули юный разум. Парень выполнил приказ. Машину нашли утром на трассе, чуть дальше того места, где отдыхал полицейский. Толстый сержант не мог внятно объяснить такое положение дел. Он всю дорогу твердил о двух странных подростках, которые неизвестно как проникли в закрытую машину, усыпили его с помощью магии, и, вероятно выволокли из машины. Офицер полиции решил, что стал жертвой шутников-эльфов, которые живут в том самом нехорошем лесу.
Однако, у руководства была своя, вполне объяснимая и хорошо обоснованная версия забавного происшествия. Бравый сержант просто перегрелся на солнышке. И опустился под раскидистый куст отдохнуть от трудов праведных. А потом кто-то подшутил (вполне материальный, господа, а вовсе не мифические эльфы, на которых привыкли списывать все глухари – хорошо, что глава администрации делает вид, что всему верит) над ним, повесив на ухо бирку «не беспокоить!». Будь это уголовники, полицейской машины уже давно бы и след простыл. И зарплата, лежавшая в бардачке, давно бы перекочевали в руки барменов и официантов за литры напитков и килограммы яств, а также в прелестные ручки «ночных фей», в оплату веселых часиков, по шестьсот евро каждый.
Даже если бы эльфы и были реальными, им можно было бы предъявить обвинение разве что в мелком хулиганстве. Но – в уголовном кодексе страны не предусмотрены наказания для стихийных духов.
Тем временем, пока толстый полицейский объяснялся с начальством, и уже сам стал сомневаться, не приснилось ли ему это, раненым парнем занимался друг папы Дани. Он промывал лицо и руки каким-то раствором. Парень лежал спокойно, только изредка вскрикивал, когда раствор попал на трещины, и становилось особенно больно.
-Тихо, малыш, потерпи! Так надо!
Потом он смазал все каким-то маслом. Взрослый десантник не давал подростку соскользнуть в свой последний сон – постоянно расспрашивал, тормошил. Что-то кололи в руку, и парнишка болезненно морщился, лицо опять трескалось. Приходилось опять промывать и мазать. Боль немножко утихла. Нику позволили заснуть.
Ганька ругался себя за глупость. Если бы они послушали Алексея Михайловича! Он не мог поверить, что его мама занималась тем, что ей приписывали. Ежу понятно, что родителей подставили. Причем подставили профессионально. Куда они полезли! На что они надеялись! Два необстрелянных самонадеянных мальчишки против прожженных профессионалов, на которых, наверное, клейма ставить негде. Настоящие бандиты это тебе не ручные драконы, не игрушечные испытания на детских соревнованиях с заранее известным результатом.
Ганька, почему-то считал себя виноватым. Ведь если бы он не согласился на эту вылазку, Ник сейчас бы не мучился от боли. И ему самому не пришлось бы бояться за его жизнь. И мучительно думать – как объяснить отцу, за что погиб его сын. Скажи он вовремя «нет», ничего бы не было. Это чудо, что друг еще жив, что он сам не пострадал! Парень набрал номер, телефонный звонок тревожно разорвал мирную тишину душной летней ночи. Задыхаясь от стыда и невыносимого раскаяния, он вкратце обрисовал ситуацию. Оказывается, тетя Даша очень плохо спала с тех пор, как уехали мальчишки. Она беспокоилась за них, ее сердце щемило от нехороших предчувствий. И вот, как знала!
Приехали дядя Алексей с тетей Дашей. Ганьке пришлось выслушать довольно длинную нотацию от дяди Алеши. Последний распекал мальчишек от души. И дедушка Максим опять с трудом прошел таможенный контроль.
Светлана нагло напросилась с подругой. Отец ободряюще улыбнулся, а мать уже успокоилась. Она надеялась, что скоро ее избалованная доченька припадет к материнским ногам, заливаясь слезами. С чужими людьми, в чужой стране – это ей не фунт изюма. Это не с мамой пререкаться. Ну, ничего, пусть ее жизнь пообломает, девичий гонор немножко укоротит. А то моду взяла – мать не слушать.
Девушка сидела с Ником, который беспокойно метался во сне – возвращала на место покрывало, поправляла подушку. Гладила густые волосы, перебирала жесткие зеленые, рыжие и каштановые прядки. Она сидела, погруженная в свои мрачные мысли и щелкала пультом от телевизора. Как на грех по всем каналам крутили боевики. Эти фильмы, казалось Светлане, были лишены связного сюжета, идеи, мысли, и полностью состояли из беспорядочной пальбы, нагромождения трюков и спецэффектов. И «хорошие» и «плохие» парни были на одно лицо. Мебель ломалась об их головы с одинаковым треском, из одинаково перекошенных злобой ртов вылетали одинаковые ругательства.
Домашней девочке, которая впервые в жизни оказалась так далеко от мамы и папы, было очень страшно. Ей казалось, что она попала в какой-то криминальный сериал, который забыли закончить. Хорошо лежа на диване следить приключениями крутых боевиков. Оказывается, потому и хорошо, что сама в тепле и безопасности. И знаешь, что в любой момент можешь выключить телевизор или переключить на другой канал, если станет особенно страшно или скучно. А вот в настоящие переделки попадать, оказывается, очень плохо. Настоящая жизнь не переключается по «моему хотению». А как было бы хорошо! Надоела скучная размеренная жизнь – пожалуйста, в мир приключений! Наигралась в крутую супер-девочку – добро пожаловать домой! Но, к сожалению так не бывает.
Девушка тихонько подошла к своему другу и осторожно обняла его за плечи. Она все-все ему простила: эти детские подначки, и «пани курву», и «Кристину Обрыгайте». И еще много досадных мелочей. Она считала себя виноватой в том, что случилось с ее любимым:
-Какой черт понес меня в клуб к Алексу? Какой кошмар! Бедный Ника! Как ему плохо, а все из-за меня!
Мария Ивановна пыталась вести переговоры с центром, чтобы Ника взяли на лечение на родину папы. С той стороны трубку взяла молоденькая девушка, которая надменно выговаривала ей, что адмиралтейство не намерено нести расходы на лечение умирающего полукровки.
Мария Ивановна просила позвать начальство, напоминала о заслугах папы мальчика. Но трубку перехватил мужчина, который еще более надменным голосом напомнил, что отец мальчика, как и ее муж, находится под следствием. И по такому делу, что ей лучше помалкивать, пока саму не арестовали за соучастие. Никсы согласились открыть переход, собрали денег на первое время. Но принимающая сторона была категорически против.
-И вообще, не морочьте нам голову. Я его папашу предупредил – делайте, что хотите. Не мои проблемы.
-Но также нельзя! – сокрушалась тетушка парня, – Ему нужна помощь! Он нуждается в серьезном лечении.
-Лечитесь, кто мешает.
Дани Гилдорсон сильно возмущался действиями чиновников, просил связать его с начальством. На что ему ответили:
- Господин адмирал по пустякам вел не беспокоить!
-Это не пустяк! Это вопрос жизни и смерти!
-Его жизнь не ценна для волшебной страны.
Связь разорвалась. А когда восстановили – попросили не занимать канал связи. И самим разбираться с пострадавшим. Другими словами: «что хотите, то и делайте, а к нам не приставайте». Пришлось везти Ника в госпиталь, который имел контракт с базой волшебников. Тетя Мария плакала, а Ник ее утешал:
- Не плачь, все еще образуется.
В госпитале парня сразу взяли на операцию. Врачи были удивлены тем, что подросток еще жив. Этот далеко не первый случай: обычно пациенты, после контакта с жуком жили максимум три часа, а потом умирали от болевого шока. Мальчик был удивительно живучим и терпеливым. И очень хотел жить. К нему несколько дней никого не пускали.
Дело в том, что в этом госпитале проходили практику молодые хирурги-аспиранты из России. Среди них была девушка со странным именем. Она в основном и занималась юношей, когда меропиятия и операции, предусмотренные страховкой, были исчерпаны, а парень не выздоравливал и не умирал. Все врачи: и опытные реаниматологи, и молодые аспиранты выискивали в Интернете и в литературе информацию, вспоминали случаи из своей практики. Все вместе они разрабатывали операции, составляли и выписывали новейшие лекарства. Ник очень хотел жить, стойко переносил все эксперименты.
Неожиданно появились проблемы – соединительная ткань росла слишком быстро, слишком грубые были рубцы и спайки, которые сильно болели, желудок стремительно сжимался. Скоро и эту проблему решили бы. Но тут срок стажировки подошел к концу, аспирантов – стажеров быстренько выпроводили из страны. Оплачивать дальнейшее лечение было не из чего. Ника выписали домой умирать.
Тем временем другие никсы освободили от всякой нечисти домик на озере, починили его. Но семья не могла вернуться туда. Больной парень был отправлен в гостиницу. Мария Ивановна сейчас очень переживала. Нечто похожее женщина пережила несколько лет назад, когда металась по столице в поисках хоть какой работы. Но тогда все было проще: она была одна. На нее голодными глазками не смотрели любимые сыновья, ее не обвиняли в наркоторговле, на нее не показывали пальцами недалекие тетушки. На ее руках не умирал юноша, которого она знала маленьким и вложила в него частичку своей души, который вырос практически на ее глазах, и очень любил жизнь. Ему хотелось радоваться жизни, но парень сам чувствовал, что недолго ему осталось. Юноша мечтал о любви, хотел быть мужем и отцом, хотел растить детей, а должен думать о спасение души, как глубокий старик.













Мамины слезы и папины принципы.

Марие пришлось заботится о племянниках мужа, которые остались без отца и без матери. Облегчало ее участь то, что ее сыновья и племянники были очень неприхотливы. Ганька оказался замечательным помощником. Он справлялся с ее детьми, водил машину, когда нужно было везти Ника в больницу. Кроме того, Светлана, помогала ухаживать за своим другом: она научилась делать уколы и кормить через зонд. Сам Ник держался достойно, без капризов и истерик, не изводил окружающих жалобами. Хотя было видно, что он страдает. Это было для Марии большим облегчением.
Бедная женщина просто бы сошла с ума, если, в придачу ко всем несчастиям, если Ник оказался бы нытиком, Ганька – бездельником, а сыновья – избалованными эгоистами или беспомощными неженками. Не зря, видно Эрик с малых лет (едва заслышав писк «я сам!») приучал детей к труду и самостоятельности.
Сейчас Маша вспоминала это время с легкой ностальгией, и на многое смотрела по-другому. В те, радостные дни, Мария Ивановна иногда не понимала его, считала, что мальчишки еще слишком маленькие, чтобы стирать свои носки и бельишко, мыть посуду, убирать в домике, пропалывать редиску и сельдерей в маленьком огородике, ловить рыбу, чисть вместе папой, дядей и братьями русло реки.
Тем более, что помощи от них – больше беспокойства. Поначалу посуду после них иногда приходилось перемывать, полы подтирать, грядки пересевать (мальчишки иногда так увлекались, что вместе с сорняками повыдергивали и половину овощей).
Но, Эрик не только не возражал, когда трехлетний Отфрид помогал матери одевать годовалого братишку, когда пятилетний Данька, пока взрослые мужчины и большие мальчики (в число которых входил уже его родной брат) чистили ил на дальнем озере, вместе с матерью потрошил рыбу во дворе, но и временами настаивал. И вообще, если мама задерживалась в школе, покушать (и покормить маму с папой хотя бы полуфабрикатами вроде лапши быстрого приготовления) к пяти годам не было проблемой. Любой порез на пальчике любимого сына мать переживала очень тяжело – она ждала потока слез, криков и ужасного страха. А папочка, обработав какой-то жгучей жидкостью из темного пузырька и перевязав ранку, спокойно говорил:
– Пустяки. Дело житейское.
– Дело житейское, – повторял мальчишка, глядя в рот любимому папе, вытерев выступившие слезы. И спокойно брался за тот же самый нож.
Мария тогда очень жалела своих кровиночек, считала, что отец с ними слишком строг, что они еще слишком маленькие. А когда восьмилетний Отфрид и шестилетний Данька с гордостью положили на стол маме собственноручно застреленных уток (младший одну, старший двоих – больше папа не разрешил: объяснил, что иначе к следующей осени уточек не останется), учительница едва не упала в обморок. Ее дети научились убивать! Это ужасно!
Эрик испугался, увидев, как жена внезапно побледнела. Мария пыталась объяснить мужу и детям свои переживания. Но Эрик не мог понять, что он сделал не так?
-Они убили! Они застрелили живое существо!
-Мы не убили, мы охотились!
-Эрик, ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Чему ты детей учишь?
-Учу добывать еду.
-Они у тебя растут безжалостными убийцами!
-А ты хочешь, чтобы они страдали над каждой застреленной курицей.
-Я хочу, чтобы они людьми выросли, а не бездушными тварями.
-А я хочу, чтобы они выросли настоящими мужчинами. А не страдальцами (мужчина очень хотел прибавить, к последнему слову кое-что такое, из-за чего литературное слово превратилось бы в нецензурную брань, но, в отличие от жены, он опасался, что его могут слышать дети)
Мальчишки были напуганы – поведение мамы очень часто казалось им не понятным. Но сегодня особенно. Они думали, что мама обрадуется, а она почему-то ругает папу, наивно пологая, что тяжелые дубовые двери надежно охраняют детскую психику от зрелища семейных разборок. Когда мальчики узнали, что мама хочет, чтобы они переживали из-за мяса, они недоуменно поглядели друг на друга и одновременно выдали:
-Это ей зачем?
Вдруг они снова посмотрели друг на друга, и вдруг, испугавшись собственной догадки, одновременно заревели:
-Мама заболела!!!
Услышав это, мать и отец немедленно прекратили ругаться выбежали к ним. Марие удалось тогда обмануть малышей, притворившись, что все в порядке. Но сама она долго не могла успокоиться, а лицо ее долго оставалось хмурым, как осенний денек за окном. И давно забытая тоска одиночества опять подступила к сердцу.
И то, что Эрик за пятнадцать минут сумел объяснить сыновьям основы экологии и так, чтобы они что-то поняли, уже мало радовало маму. И то, что мама в этом домике – королева, чье здоровье и благополучие превыше всего. И то, что мальчишки на карманные деньги в городе купили маме в городе туфли, когда ее любимые неожиданно сломались, вместо того, чтобы потратить их на простые детские радости. И шикарный обед не развеял дурного настроения. Строгую маму тогда больше бы порадовало, если бы сыновья выбросили прочь эти злосчастные тушки. Но у хельве не принято разбрасываться едой.
Бедную женщину очень беспокоило, что сыновья, которых она с любовью выносила, с нежностью вскормила, взлелеяла, превращаются в таинственных эльфов.
К семи годам сыновья Марии и Эрика знали лес, как хорошая хозяйка свой огород: Каждый звук, каждое движение, каждый запах что-нибудь да значил. Ребятишки знали, кому лучше уступить лесную тропинку, а кому уже можно предъявлять претензии. Даже многочисленные летающие тарелки и диски ребятишки различали чуть ли не по звуку. Заслышав одни, мальчишки прятались в густых зарослях и затаивались, как лесные зверьки. И так ловко маскировались, что даже отец долго не мог обнаружить притаившихся братьев. Пока они сами не решат, что им хватит прятаться. И пора уже повиснуть на папе и, возбужденно вереща, дать выход накопившимся эмоциям. Другие летающие объекты вызывали приступ радостного возбуждения: «Наши летят!». Марию Ивановну они одинаково пугали и настораживали – что «наши», что «не наши». Младший сын еще не знал букв и цифр, не умел читать книги, но, уже тогда спокойно глядя на малоприметный отпечаток, уверенно говорил, что за зверь пробежал и как давно. Это было для мальчишки не сложнее, чем его матери прочесть газетный заголовок.
Азы математики дети изучали не по счетным палочкам и картинкам, а по спущенным в погреб ведрам картошки и контейнерам засоленной рыбы, наглядно постигая смысл единиц, десятков и сотен. Географию постигали, истоптав вдоль и поперек лесной массив, исползав на пузе все пещеры. Историю – полазив по большим деревьям, роясь в забытых их предками вещах.
Но и объявить Эрика диким фанатиком леса, жестоким «естествоиспытателям», обезумевшим экспериментатором над детьми не получалось. К услугам Марии и детей были все достижения человеческой и эльфийской цивилизаций. В случае необходимости – новейшее лекарство, лучший доктор, последняя новинка моды – все было доступно. В доме было полно электроники. К услугам Марии было множество помощников, облегчающих и упрощающих жизнь: от холодильника и стиральной машины до суперсовременного компьютера.
Дети были достаточно развитыми. Маленький Данька уже с пяти лет свободно читал, а к семи был на «ты» с домашним компьютером. Отфрид обладал уникальной памятью, и поражал всех умением мнгновенно запоминать практически незаметные детали. Пока это было забавно для всех кроме матери, которая с тревогой припоминала, что его дедушка был в «Красной капелле». Хоть и отмолила специальным обрядом ее невестка Хильда для мальчика, названного в честь погибшего дедушки, хорошую долю, все равно душа матери каждый раз болезненно сжималось от тревоги за старшего сына. Оба мальчика свободно говорили на трех языках, как будто, так и надо.
Но, стоило выйти за ворота, мальчики попадали в мир, где важны именно первобытные качества – физическая сила, выносливость, внимательные и зоркие глаза, звериные ушки, улавливающие едва заметный шорох, чуткий нос. Умение все слышать и видеть. А самим оставаться невидимыми для постороннего глаза и неслышимым для чужого уха. Потому, что этот мир не признавал ни человека, ни цивилизованного «высшего» хельве своим повелителем – граница леса оказывалась границей двадцать первого века. На окраине гремит и отравляет все вокруг газами скоростное шоссе. Но всего в километре от трассы – реликтовый лес живет по своим законам.
Женщина с тревогой смотрела на слишком сильные и длинные для юного возраста ноги, слишком ловкие руки. С тревогой выслушивала комплименты по поводу отточенной координации движений ее мальчишек и удивительного их умения сохранять равновесие от заезжих тренеров и спортсменов. Беспокойно слушала непонятные и завораживающие песни, которым отец учил детей. Маша с затаенным страхом замечала в любимых сыновьях, то, что пугало и настораживало в ее муже.
Сейчас, разбираясь в свои чувствах, женщина поняла, что она немножко ревновала детей к Эрику. Ей было обидно, что он так легко с ними управляется. Мария Ивановна считала, что это несправедливо. Ведь когда появились дети, их мама была же достаточно опытной воспитательницей. Мария уже приближалась к возрасту Христа, когда появился первенец, и через ее руки прошли десятки детских душ, ее педагогический талант признавался и титулованными специалистами, и детьми, и родителями. И у себя на родине, и в стране, в которую ее занесла судьба.
Но свои дети – это всегда сложно. Иногда даже она оказывалась в тупике, не зная, как поступить. А ее муженек, у которого от педагогичности нет даже буквы «П.», так изящно, одним движением разрубал гордиев узел противоречия. Как будто насмехаясь над всеми ее профессиональными достижениями. Хельве – что с него взять! Когда же Маша его упрекала, тот округлял честные-честные, невинные-невинные глазки. И удивленно бормотал что-то невнятное в свое оправдание.
Эрик нежно успокаивал жену, убеждал жену, что это детям крайне необходимо, чтобы выжить. И не просто выжить – абы как, влача свое существование, а жить в довольстве и комфорте. Чем раньше мальчишки уяснят, что без труда не будет ни вкусной еды, ни красивой одежды, ни развлечений, тем легче им будет жить, тем больше они будут любить и ценить свою маму, тем меньше они будут канючить «купи!!!» в магазинах и капризничать за столом. И если дети поймут, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, то уже не будут такой легкой добычей мошенников.
Не развращение бездельем и скукой, братья друг друга любят и берегут, а не оспаривают один у другого мамину любовь и папино внимание. Не скулят «это нечестно!», когда у брата появляется обновка. Наоборот, стремятся поделиться с братом чем-нибудь вкусненьким. В доме не было шумных выяснений, кому мыть посуду или вынести мусор.
Сейчас Маша была очень благодарна мужу, стараниями которого в комнате жили не камни на шее, не скулящие от скуки иждивенцы, не юные паразиты, не диванные человечки, глядящее все подряд по ящику для идиотов, а усердные помощники, мамина опора. Они даже в пыльном и шумном городе не сидели целыми сутками перед телевизором.
Они мыли машины туристов, которые останавливались в гостинице, бегали с мелкими поручениями мамы и тетушки Карпинусы, помогали на кухне, помогали горничной менять белье. Они уже успели отвоевать у местных мальчишек кулаками себе местечко под этим неласковым городским солнцем. Мало того, успели снискать должное уважение к своим персонам. И найти друзей в этом непривычном для себя мире.
Они знали, что кроме них и брата Ганьки, маме не на кого положиться. Мальчишки были уверенны, что упорством и верой в себя можно сломить любые обстоятельства, а скулить и жаловаться на судьбу – это удел неудачников.
Несчастье их еще больше сдружило, еще больше сблизило с мамой. В несчастье мальчишки научились жалеть уставшую маму, больного брата, растерявшуюся тетушку, ценить и уважать старшего брата, который заботится о них, как раньше делал папа. В беде мальчики узнали, что такое настоящая дружба, братская любовь. Попавшим в беду надо помогать, как им теперь помогают, – это мальчишки уяснили на всю жизнь.
И даже в несчастии, даже в городе лесные мальчики находили повод для маленьких радостей. И очень-очень хотели вернуться домой, чтобы все было по-прежнему. Хотели, чтобы папа и мама по-прежнему любили друг друга и таинственно закрывались в своей комнате. Чтобы отец, как прежде настороженно охранял ее от любой опасности. А мама смотрела на него с любовью и восхищением. Пусть бы они иногда ссорились. Лишь бы мама не плакала такими горькими слезами – слезами безысходного одиночества. Они верили, что отец вернется.
И как радовались ребятишки, когда в домик на озере приехали друзья папы Ника. Взрослые думали, как помочь их родителям. Ганька чувствовал, что эти события и их пермские приключения как-то связаны между собой. Приехали Алексей Михайлович, Его жена Дарья, Настасья Павловна и Игорь Сергеевич. Другие не могли приехать по разным причинам. Алексей Михайлович рассказывал, что случилось после отъезда племянников.